|
– Паниковать и подозревать всяческие заговоры в вашем состоянии вполне естественно. Но мы говорим вам правду. – Доктор Харман твердо смотрел мне в глаза. – Вы забыли большой отрезок своей жизни, Лекси. Забыли. Вот и все. Мне захотелось плакать. Я не понимала, лгут мне или это какой-то масштабный розыгрыш, можно верить этим людям или пора бежать отсюда со всех ног. В голове царила полная сумятица. И тут я обмерла. Широкий рукав больничной рубашки съехал к плечу, пока я отбивалась от врачей, обнажив маленький, но отчетливый V-образный шрам возле локтя. Шрам, которого я никогда прежде не видела. Шрам, которого я не помнила. Причем довольно старый. Зажил минимум несколько месяцев назад. – Лекси, с вами все в порядке? – спросил доктор Харман. Я не ответила, не в силах отвести взгляд от незнакомого шрама на своем теле. – Что-то не так? – настаивал врач. Сердце гулко стучало в груди. Я медленно перевела взгляд на руки. Это не акрил. Акриловые ногти так хорошо не выглядят. Это мои настоящие ногти, которые никак не могли настолько отрасти за пять дней. Я чувствовала себя так, словно ненароком уплыла с мелководья и оказалась в мутно-серой воде над океанской впадиной глубиной в целую милю. – Так вы говорите… – откашлялась я, – что я забыла три года жизни? – Ну, пока трудно сказать точно, но все указывает на это, – кивнул доктор Харман. – Можно мне газету еще раз? Дрожащими руками я взяла у медсестры газету и пролистала ее до конца. На каждой странице значилась все та же дата:,6 мая 2007 года, 6 мая 2007 года… Сейчас действительно 2007 год. А это значит, мне… Боже мой, мне двадцать восемь! Я старуха. ГЛАВА 3 Мне сделали чашку крепкого чая. Отличное средство от амнезии, не правда ли, – чашка горячего чая? Ладно, хватит брюзжать. Сарказм не по делу. Я благодарна за чай. По крайней мере есть за что ухватиться. Наконец хоть что-то реальное, пусть это всего лишь чашка. Пока доктор Харман распространялся о неврологическом обследовании и срезах КТ, я каким-то образом смогла взять себя в руки и даже стала кивать в нужных местах, как бы говоря: «Никаких проблем, я спокойна, я совершенно спокойна», – хотя внутри все кипело. Правда оглушала наотмашь снова и снова, пока у меня не начала кружиться голова. Когда врача наконец вызвали по пейджеру и ему срочно пришлось откланяться, я испытала огромное облечение. Я уже с трудом выносила его попытки меня разговорить – все равно почти не слушала, что он там нес. Отхлебнув чайку, я обреченно хлопнулась на подушки (кстати, хочу взять назад все пренебрежительные высказывания – чай оказался выше всяких похвал). Дежурство Морин закончилось, и в палате осталась светловолосая Николь, строчившая что-то в моей карте. – Как вы себя чувствуете? – Очень и очень странно, – попыталась улыбнуться я. – Ничего, – сочувственно улыбнулась Николь в ответ. – Не берите в голову… То есть не волнуйтесь, ваш мозг пытается перезагрузиться. Я смотрела, как она сверилась с часами и записала время. – А при амнезии, – отважилась спросить я, – утраченные воспоминания потом возвращаются? – Обычно да, – уверенно кивнула медсестра. Я плотно закрыла глаза и изо всех сил попыталась силой мысли пробить невидимую стену между мной и прошлым. Некоторое время я ждала, не всплывет ли что-нибудь в памяти, ну хоть какая-нибудь зацепка… Ничего. Только черное, неподвижное ничто. – Расскажите мне о 2007-м, – открыла я глаза. – Кто сейчас премьер-министр? И кто президент США? – Тони Блэр, – отозвалась Николь. – И президент Буш. – А все те же. |
