— Тогда?

— И сейчас, полагаю, не особо, хотя… собственно отец нынешнего государя жизнь прожил долгую и мирную. Ему даже удалось несколько ослабить власть боярской думы, однако не настолько, чтобы вовсе не зависеть от неё. Луциан пытается продолжить его дело, но… как понимаешь, не все тому рады.

— Зачем ты мне рассказываешь?

— Чтоб знал, во что ввязываешься.

— Я вроде и не…

— Ввязываешься, — с чувством глубокого удовлетворения произнес князь. — Уже ввязался.

И поправился.

— Ввязались.

Глава 31. О высочайших материях и родственных связях повествующая

…подавая руку помощи, не забудь увернуться от пинка благодарности.

— Мря, — добавил Зверь, проявляя невиданное до того с князем согласие. И когти выпустил. Ежи в ногу выпустил.

— Я почти уверен, что они подделали благословение.

— Да нет, бред ведь… — не слишком уверенно заметил Ежи.

— И наглость. Такая, что скажи я, мне не поверят, но… сам посуди. Кто прошел? Медведева, которую и без того Елисею в жены пророчили. Димитриева? Куницына. Соколовские. И Матришкины. Куда ж без них… Матришкины род не особо богатый, но плодовитый, обширный, и так уж вышло, что исторически они богам служить идут. У них и на гербе жреческий посох… и там, на площади, Матришкин сидел.

— Думаешь, рискнул бы…

— Ради власти? — князь приподнял бровь. — Ты не поверишь, на что люди готовы ради власти… а тут… сам посуди. Боги давно уж себя не являли. И как быть? Надеяться, что вдруг произойдет чудо?

— Так ведь…

— Произошло. И многих это заставит понервничать, — князь криво усмехнулся. — Одно дело обманывать богов молчащих, прикрываться их именем, и совсем иное… так вот, первые пять вспышек были одинаковыми. Белое пламя поднималось над камнем. И боярские дочки признавались благословенным. Но вот… я ничего не ощущал.

— Может, стоял далеко?

— Может. Только… помнишь, там девушка была? Такая худенькая, в простом платье? Да еще и латаном. Аккурат меж Соколовской и гречанкою. Так вот, от её огня меня первый раз прихватило, и так, что едва не заорал. Руку будто в кипяток опустили…

Он ее погладил, и теперь Ежи обратил внимание, что кожа на этой руке покраснела и вспухла.

— Мази дать?

— Обойдусь.

— Может, и обойдешься, только на кой это упрямство?

Князь насупился, а котенок, лежавший на его коленях, в эту самую руку поспешил вцепиться, отчего Радожский скривился, но выдержал.

— Потом…

— Потом, так потом, — согласился Ежи. В конце концов, князь взрослый, пусть сам за себя думает.

— Так вот… а гречанка когда коснулась, то ничего. А она ж, почитай, сразу после была. И… как кто. Вот наши когда пошли, тогда да… и эти бабочки. Почему не огонь, а бабочки?

— Ты у меня спрашиваешь?

— Я думать пытаюсь вслух… если принять за то, что в ряде случаев было не благословение, но искусная иллюзия…

— На площади хватало магов, — возразил Ежи.

— Во-первых, как ты правильно сказал, магов хватало, а еще людей, сам знаешь, нет хуже, чем в толпе работать. Такие искажения поля дает, что ни один артефакт не сравнится, — Радожский попытался забрать руку, но звереныш заурчал громче, злее, и князь уступил. — Во-вторых, маги эти больше частью в стороне держались.