А после осенил себя знамением.
— Как-нибудь, авось и сладится…
Колокола гудели.
Тоненько, навзрыдно, плакала какая-то баба, и у Никаноры слезы к горлу подступили, но она сдержалась, позволила себя усадить меж двух девиц, одинаковых столь, что казались отражениями друг друга.
— Что тут вовсе…
— Не знаю, — Фрол покачал головой. — Но что бы ни случилось, а у ведьмы нам всяко поспокойнее будет… чай, не откажет.
И Никанора понадеялась, что не откажет.
Было… тревожно.
Кто-то свистнул, и лошаденка бодро приняла с места. Заскрипели колеса тележные, и плакавшая баба стихла. А одна из девиц пихнула Никанору локтем в бок и поинтересовалась:
— Будешь?
А после, ответа не дожидаясь, насыпала на юбки, крупных тыквенных семечек.
— Спасибо, — тихо сказала Никанора.
Стася…
Стася слышала, как меняется мир, будто треснула, хрустнула старая шкура, того и гляди поползет. Но ощущение это было где-то там, на периферии сознания.
— Он не человек, — сказала она царице, которая, кажется, и сама ощущала неладное, если никак не могла успокоиться. Она расхаживала по зале вдоль окон, за которыми собиралась тьма.
И вроде бы солнышкое еще высоко.
А тьма собиралась.
На небе.
Облаками.
Тучами. Густым дымным покровом. Опасностью, которая подбиралась.
— Я не знаю, кто он, но не человек. И он на других воздействует, — Стася говорила, цепляясь за слова, тогда как вся её суть требовала действия.
Ходил за царицею, ступая след в след, зверь её.
Бес сидел на постели.
И девочка, обнявши его, гладила уши. А Бес терпел.
…почему Антошки еще нет? За ним послали… не совсем за ним, но Стася почему-то была уверена, что Антошка не отдаст подопечных постороннему. И пусть сам он медлителен, но ведь все одно должен был бы прибыть.
— Боярыни будто паутиной покрыты, — сказала Стася.
— А я? — царица все-таки остановилась.
— На вас я ничего не вижу, но…
Зверь заворчал.
— Идем, — царица подняла полы тяжелого платья.
— Куда?
— К нему. Спросим. Я… устала прятаться. И гадать, когда же погибну… и если он здесь, то не сам явился. Кто-то его привел. Кто-то ведь привел…
Она подхватила юбки.
— Погодите, — Стася с трудом успевала за царицей. — Это не совсем разумно. Я не знаю, кто он и вообще. Он может оказаться сильной тварью. И что мы будем делать?
А то ведьма-то она ведьма, но какая-то дефективная.
— Тогда, — глаза царицы нехорошо блеснули. — Тогда и посмотрим… чему меня папенька научил.
И венец драгоценный вспыхнул вдруг белым пламенем.
А зверь зарычал.
И Бес зарычал. И…
…Никита никогда не мечтал о подвигах. Да и стоило ему переступить порог, как он тотчас пожалел о своей глупости. Иначе ведь, чем глупостью, его упрямое желание погибнуть не назовешь.
Надо было…
…спуститься.
Сбежать. Кликнуть стражу… вернуться… правда, он подозревал, что вернувшись, ничего-то не найдет, такого, что можно страже предъявить. Да и вовсе объявят умалишенным, запрут…
…но вот так.
— Человек, — тварь стояла над столом, из которого, пробивая столешницу, поднимались тончайшие трубки. Механизм, сотворенный из этих трубок, колб и огромного чана, прикрытого стеклянным куполом, походил на тот, виденный Никитой в лаборатории. |