— А могу такой, что вызовет безумие…

— Безумие, — задумчиво произнесла государыня. — Ты ведь делал такой, верно? Безумие мага — опасная вещь… прежде всего для близких этого мага.

— Государыня…

— Болезнь, перед которой бессильны целители… и тихая смерть. И безумие вот, — губы царицы растянулись в улыбке. — Ты ведь давно здесь, в городе… кто тебя привел?

— Человек.

— Имя…

— Госпожа, но…

— Имя, — на ладонях царицы вспыхнуло белое пламя. — Ну же, ты ведь не хочешь, чтобы я сделала больно…

— Не ему, — Никита поднял хрупкое тельце.

Черныш дышал.

Тяжело, но дышал. И… и будь с Никитой его прежняя сила, он бы справился… а теперь? Теперь он чувствовал чужую боль, но ничего не мог с ней поделать. Разве что прижать котенка к груди. Если сила есть… если…

— Я… связан клятвой, госпожа, — тихо произнес арахнид, не спуская с царицы взгляда. И мелкие его глаза моргали, шевелились ресницы, и то, темное, во рту. — Я… не такой, как вы, люди. Но я лишь делал яды. Использовали их подобные тебе.

— Зато он убивал, чтобы вырастить потомство, — Никита придерживал тельце ладонью, и то почти не шевелилось.

Ведьма!

Ведьма знает, что делать… и он поковылял к ней, но ведьма лишь тихонько вздохнула и отвернулась. И… и значит, звереныш умрет? Этот смешной маленький звереныш, который забирался в постель к Никите и просто лежал рядом? Иногда рокотал, когда на душе совсем погано становилось.

Или еще спал на груди, совершенно невесомый.

Иногда ныл, капризничал, выводя рулады мерзковатым голосом, но после успокаивался. А теперь вот… он пришел помочь Никите, а теперь…

— У кошки девять жизней, — сказала ведьма в сторону. — И если найти кого-то… но я чувствую, что бесполезно.

Нет.

Никита… он хороший целитель. Был. И остался. И сила… сила внутри. Всего-то надо, что дотянуться, позвать. Это ведь его, Никиты, сила…

— Убивал. Других. Такова моя суть. Я могу убивать тех, кто нужен госпоже. Кто плохо говорит о ней. Кто плохо думает, кто…

— Там его потомство, — Никита указал на чан. — И над ним он трясется…

Он не успел договорить, и огненный шар сорвался с ладони, чтобы разбиться о стекло, растечься по нему белой пленкой жара, от которого стекло вскипело.

— Нет… — взвыл арахнит.

— Урлак…

…Никита отвернулся. Тварь… не то, чтобы он жалость испытывал, но в одном арахнид был прав: он действовал сообразно своей натуре.

Как и люди.

А сила…

…боги, наверное, далеко были, если сила все еще молчала. И в душе вдруг стало так пусто, маятно, что… так не может быть. Людей Никите тоже жаль… всегда было, пока, конечно, он не стал сволочью. А теперь… теперь бы каплю силы. Всего каплю… если дотянуться…

— Может, — сказала Стася на редкость спокойным голосом. — Убивать его все же не стоило? Какой-никакой, а все источник информации…

— Клятва отзовется, — царица встала над огромным чаном. — А твари… тварей тут хватает и без арахнид.

Сухо треснуло стекло.

…и сила подалась. Всколыхнулась.

Никита стиснул зубы.

Он не отпустит. Он… пусть бы вовсе сила эта потом уйдет в него, что в песок… пусть он обречен, если тварь не солгала.