Пусть… но здесь и сейчас эта сила нужна.
Раз уж огненного меча не дали.
И пальцы привычно опалило, а потом и ладони, и руки. И сила выплескивалась неконтролируемым потоком, грозя выплеснуться до капли.
Пускай.
Никита подумает об этом потом, а пока… пока он осторожно положил звереныша на стол и встал, стараясь не глядеть в угол, где лежало тело твари. Пальцы зашевелились, выпетая знакомый узор, и пусть от избытка силы ныли кости.
Теперь он видел и переломанный хребет, срастить который не так и сложно, и поврежденную нервную ткань, требующую куда более тонкой работы.
Ничего.
Ребра.
Трещина.
Кровотечение. И как-то вот прежде не случалось Никите работать с повреждениями столь серьезными, однако… справится.
Справился.
Взял вот и справился. Сам. Только пальцы дрожат, и внутри снова пустота зияющая, на дне которой ни капли силы. Стало быть, цена?
Пускай.
Никита осторожно поднял котенка: он как-нибудь и без силы проживет.
Глава 59. В которой чудеса творятся и боги снисходят до людей
…у меня к тебе чувство глубокого личного превосходства.
Озеро волновалось.
Это, пожалуй, первое, что отметил Ежи. Озеро волновалось. Воды его сделались черны и густы. И ветер носился по-над ними ошалевшим жеребцом. И ярость его передавалась волнам, которые неслись одна за другой, чтобы расколоться о камни.
Брызгами.
Пеной.
А уж потом в лицо ударил запах стылой воды и крови. И Ежи будто очнулся, скатившись со спины серого волка. Зверь же встал перед ним, широко расставив лапы, голову опустил.
Из глотки его донеслось гулкое рычание.
И люди, что поднимались с земли, замерли.
— Твар-р-ри… — донеслось откуда-то сбоку, и Ежи оглянулся. Он был… туманная тропа выпила силы, но не так, чтобы вовсе не удержаться на ногах.
Сзади тихо выругался Радожский, и этот голос потонул в вое ветра.
— Бейте их! — взвизгнал пухлый человечек, взмахнув руками. — Бейте…
На земле волк силился справитсья с человеком, тогда как другой вскинул руки, выпуская почти сотовренное заклятье, которое…
…крутанулась, завизжала и захлебнулась кровью старуха. Остались неподвижными девки, что сидели рядком. И ветер хлестал их по белым лицам, но они только улыбались, а из открытых глаз сыпались слезы.
…воды отступали.
Ветер стих вдруг да…
— Назад, — прохрипел седоволосый воин, силясь подняться с земли. — Все одно… живыми не оставят… мы… не попустим… за… княжича…
Его пожирала чернота, и Ежи протянул к ней руку, призывая её. Та откликнулась, пусть не сразу, но потекла, потянулась тончайшими нитями, прилипла к пальцам.
И внутрь вошла.
Ежи почувствовал, как чужая сила разливается, роднится, становится своей. Так-то лучше… и стоять он уже способен.
И идти.
А воды отступали. Медленно. Неспешно. По капле, по волоску отползали, оставляя волглую линию на песке. И заклятье, то, древнее, не им, Ежи, сотворенное, еще держалось. Но ему уж недолго-то было. Ежи чувствовал: время выходит.
И все ж момент, когда заклятье рассыпалось, пропустил.
Он остановился подле воина, который еще дышал, наклонился, заглянув ему в глаза, и спросил:
— Жить хочешь?
— Н-не уверен, — тот все же поднялся, опираясь на меч, встал, обвел воинство свое и осклабился кровавой улыбкой. — И они… стало быть…
— Ты за своих людей отвечаешь.
— Хорошо, — воин повел плечами и поглядел на существо, что лежало на земле, вывернув шею. |