…молодило, оно для суставов хорошо, ежели с барсучьим жиром мешать да костреца добавить. А вот нивяник, цвет девичий, его пьют, когда девица в пору входит, чтоб росла и по-женски у нее тоже всего прибывало. Коль пить, тогда и детки будут здоровые, и ей легко носить их будет.

Вспомнился тихий матушкин голос.

И солнце.

И счастье…

…грязь. Будто пылью город накрыло, и хотелось смахнуть эту самую пыль, отереть лицо, руки, сменить одежу.

— Потом, — строго сказала матушка и нахмурилась, отчего Анне сделалось немного совестно, что отвлекает она. — Скорее надо.

И матушка, подхвативши юбки, поспешила.

На ярмарочную площадь, на которой кипела людская толпа.

— А я вам говорю, ведьмы виновные! — драл горло с бочки лысый мужик в кафтане, на голое тело надетом. — Они-то государя-батюшку одурманили, царицу извели, и весь царский род…

Аграфена Марьяновна сплюнула и потянула заслушавшуюся было дочь за собой.

Надо было…

Сквозь людей пришлось проталкиваться.

— …и продадут всех честных людей свеям! Вона, им ныне все-то позволено, моя своячница самолично видала, как свей на берегу паренька насильничал!

Что за…

Храм высился безмолвною серой громадиной.

И на ступенях его собралось изрядно людей. Кто-то молился, кто-то плакал, пусть и не ведая причины, но чуя, что все-то неладно. Кто-то…

— И боги услышат… — донесся сверху дребезжащий голос жреца. — Все беды нынешние от неверия…

— Идиот, — пробормотала Аграфена Марьяновна, вытаскивая кусочек мяса, в который вцепилась зубами.

— …от людского равнодушия, от того, что позволено было свершиться неладному…

— Надо туда, — Анна первой ступила на лестницу и Аграфену Марьяновну за собой потянула. — Скорее…

— Ибо позабыли люди старый порядок! — голос жреца, усиленный волшбой, которая висела над ним этаким темным пологом, разносился над площадью. — Приняли ведьм, приняли магов, решивши, что вот они, боги…

Колокола гремели.

Народ тревожился.

— Поберегись! — донесся крик, заставивший Аграфену Марьяновну оглянуться: людское море расступилось, пропуская конную дружину.

Чьих они?

Не разобрать. Только тускло поблескивает броня, и оттого становится вовсе не по себе.

— И ныне свершится суд! Праведные спасены будут…

— Заткнись, — рявкнула Анна, вытерев руку о платье. И голос её прозвучал громко, раздраженно. От удивления, не иначе, жрец замолчал.

Анна же встала на краю лестницы и поглядела на людей.

— Чего собрались? — спросила она раздраженно, и руки в бока уперла. — Слышите? Набат бьет! Домой идите.

— Что ты себе позволяешь, женщина! — встрепенулся жрец и руками махнул, подзывая служек, которые, может, и не отличались особою набожностью, зато были высоки и телом богаты.

— То и позволяю, — Анна глянула на жреца мрачно, исподлобья. — Что давно должна была. Ты…

Она ткнула пальцем в грудь, и жрец попятился.

— Ты и подобные тебе забрали право говорить от имени богов, — и голос Анны загрохотал, перекрывая даже звон колоколов. — Вы забрали себе дома их. И поселились в этих домах…

Еще одна кавалькада оружных людей обогнула храм, устремляясь к берегу. Аграфена Марьяновна проводила их задумчивым взглядом.

— Вы внушаете свои мысли, говоря, что так пожелали боги.

— Сумасшедшая! — жрец-таки опомнился.