Ну, дальше-то все просто было. Боярина из шубы вытряхнули, шапку сняли, да и вовсе одежду всю содрали, до исподнего.

— Чегой вы… — Маланька спешно отвернулась, ибо неположено почти мужней жене глядеть на голых бояр.

— Зачарованную вещь ищут, — ответила Баська и тоже отвернулась. Она, может, и не мужняя — ох, узнает батюшка, точно за вожжи возьмется, ибо где это видано, чтоб девка самолично от счастья своего отказывалась да женихов заворачивала — но все одно непривычно.

— А он точно… зачарованный? — поинтересовался Свят.

— Точнее некуда, — заверила Маланька. — Весь будто измаранный…

И Баська кивнула, подтверждая, что так оно и есть.

— Жаль… мне он никогда не нравился. Уж больно склизкий… а вы гляньте, пожалуйста, — и вывалил перед ними гору чужой одежи. И как глядеть? Вот можно подумать, что Баська кажный день зачарованных встречает. Одежда… точно порченная.

Это от заговора темного.

И прикасаться-то к ней не хочется. Маланька кривится вон… и не она одна.

— Поспешать надо, — сказал Елисей, оглядываясь тревожно. — Чуется, что не один он тут…

…завыли коты.

То есть, сперва завозился чудом, не иначе, излеченный Черныш, норовя сбежать, но после лишь вскарабкался да устроился на плече изрядно бледного Дурбина, который вот сам излеченным не выглядел, а выглядел так, будто бы того и гляди в обморок хрястнется.

А после уж и Бес подхватил, закружился тревожно.

Оскалился зверь царицын.

И она обреченно как-то сказала:

— Убивать идут.

А Стася подумала и согласилась: так и есть.

— Уходить надобно, — она огляделась, пытаясь понять, куда именно можно уйти. Покои царицы были роскошны и наверняка имелся здесь тайный ход, да не один, но…

— Надобно, но… — царица обняла себя и вскинулась. — Идите… возьми Зорянку, пожалуйста. Позаботься о ней, ведьма…

— А вы?

— А я устала бегать, — пальцы царицыны коснулись жесткой шерсти. — Пришел час и… наконец, я увижу ту, что род мой извела.

— Думаете, женщина?

— Скорее всего… уж больно все это… — царица нарисовала плавную линию. — Долго. Мужчины нетерпеливы. Ждать годами… нет, женщина эта.

— Все одно…

Как-то не нравилась Стасе эта самоубийственная идея.

— Они ведь не только за мной придут. За детьми моими, за мужем… за всем, что у меня осталось, — она вновь запылала ярко-ярко да сделала вдох. — Иди… девиц тоже не пощадят. Отыщи их. Укрой. Обереги. А я… поверь, отец меня хорошо учил. Да и дядюшка… царицам воевать не положено, но порою иначе и не выходит.

Она повела рукой по стене.

— Жаль… котиков твоих не увидела. Но Зорянке покажешь, добре?

— Покажу…

Стена поплыла, будто растворяясь, и в ней образовалась дверь, обычная с виду.

— В сад выведет. А оттуда калиточка есть…

В дверь загрохотали.

— Идите, — царица подтолкнула в спину, и Стася вошла, сделала два шага и остановилась. Нет, уходить разумно. У неё на руках спящий ребенок, а еще Бес под ногами крутится.

Воевать она… да и в прежние-то времена не умела.

Рядом пыхтит Дурбин, и не понять, от усталости или возмущения. Вот ему-то она ребенка и сунула.

— Идите, — велела.