Пока страсти не утихнут. Тем более что Марина Сергеевна — кадр молодой, энергичный, растущий. Пускай и управляется с оболтусами. Верно?
Баба Ксюча опять смолчала. Она была уверена, что молодой кадр может управиться одиннадцатым «А» только одним способом: если будет вести уроки топлес. Тогда внимание хоть половины класса будет обеспечено.
— …Ну и отличненько, — подвел итог Гугин. — Вы, Марина, приступите с той недели, согласно расписания. Вам, Ксения Леопольдовна, моя личная благодарность за понимание. И не опоздайте, дорогие дамы, на первый урок — это всех касается. Слышите, уже звонок! А кое-кому еще в другой корпус топать…
Литература в десятом «Б» была в этом же школьном корпусе, этажом выше, однако Баба Ксюча все равно опоздала минуты на полторы. Поскольку, задумавшись о своем, отмахала вверх четыре лестничных пролета вместо двух. Так что когда она, запыхавшись, вступила в класс, улей уже гудел вовсю, а к заранее написанной теме урока — «Самообман Раскольникова» — на доске прибавилась еще картинка: пупырчатый огурец в кудряшках и очечках. Под огурцом было выведено «грымза». Судя по кривому почерку, художество учинил Конев либо Мерецков. Либо Гена Гударьян. Но не проводить же дознание из-за одной «грымзы»? Ксения Леопольдовна поискала взглядом тряпку — стереть безобразие, — не нашла. Сделала вид, что никакой картинки вообще не заметила, и свалила свою тяжкую книжно-тетрадочную ношу на учительский стол.
— Здравствуйте, дамы и господа.
— Здрааа… — лениво отозвался класс.
Маленький твердый шарик из жеваной промокашки только чудом не попал учительнице в ухо и влип в первое «о» в слове «самообман». Шарик номер два угодил во вторую букву «м». Кажется, это постарался Родимцев с пятой парты. На пару с соседом Катуковым. Ксения Леопольдовна никак не могла понять, зачем в современные тетради по-прежнему кладут промокашки, если чернильными ручками давным-давно не пользуются. Неужто все для того, чтобы деткам было чем плевать в педагогов?
— Сегодня мы с вами продолжим разговор о великом романе Федора Михайловича Достоевского «Преступление и наказание», — сказала Баба Ксюча, гордо игнорируя стрелков из трубки. — Прошлый раз я просила вас задуматься вот над каким вопросом: в чем неправота теории Раскольникова, которая и привела его к убийству. Кто из вас желает ответить?
С задней парты взметнулась рука. Это был Андрюша Власов — наглец и умница. Доводить учителей было его самым любимым развлечением. Ради этого он даже лазил в Интернет за дополнительной литературой. Набирал компромат на великих людей.
Баба Ксюча открыла журнал и поняла, что не спрашивать добровольца она не может: у того уже давно не было оценок.
— Ну хорошо, пусть Власов, — с сомнением проговорила она. — Мы вас слушаем, Андрей. Можно с места.
— Ни в чем, — широко улыбнулся наглец.
По рядам пробежали смешки.
— Что-что? — переспросила учительница.
— Я говорю, ни в чем, — любуясь собой, повторил Власов. — Раскольников не ошибался. Кто ведь такая эта ваша старуха Алена? Типичная барыга. Она что, проверяет откуда ее клиенты берут вещички для залога? Нет. Берет и сразу конкретно башляет. А если кто краденое или там с убитого снятое ей притаранит, старухе даже выгодней: вор, грабитель — он и на меньшее согласится, лишь бы свой налик получить. То есть, выражаясь юридическим языком, старуха сама провоцирует преступления, создает вокруг себя криминогенную зону. Всякая питерская шпана может воровать, убивать, потому что знает: Алена купит и в милицию не стукнет. Поэтому Раскольников, прибив процентщицу, спасает многие жизни. |