|
— Лгунья… Тебе совершенно незачем сердить меня, чтобы заставить заниматься любовью с тобой. Попробуй попросить меня по-доброму, — пошутил он, одновременно сдвигаясь ниже. Его широкая грудь прошлась по соскам её грудей. Все чувства Хэлин пришли в полный хаос. Она взглянула снизу вверх на мрачно красивое лицо, и её пронзила дрожь наслаждения. Зачем она дразнит его? Она не была для него серьезным противником и знала это. Повернув голову в сторону, она пробормотала намного более смиренным голосом: — Могу я теперь встать? Ну, пожалуйста! Нет никакого смысла сочинять некролог нашей прошлой ночи. — Трусишка, — мягко прошептал он. Его губы нащупали сумасшедшее биение пульса у неё на горле и двинулись, рассыпая поцелуи, по шее вверх к её губам. Его язык лизнул уголок её рта. Она содрогалась от его ласк, но отказывалась повернуть к нему голову, приговаривая: — Оставь меня в покое… — Нет, не оставлю, сага mia. Прошлой ночью, пожалуй, я был немножко грубоват. Но тебе придется многому поучиться, если ты воображаешь, будто можешь разрешить мне зайти так далеко, как я зашел, а потом играть со мной в игры. Но не беспокойся, — хрипло, с расстановкой произнес он. — Сейчас я покажу тебе, как это у нас может быть. Было уже далеко за полдень, когда Хэлин осталась одна в постели. Последние несколько часов принесли ей откровения и муки, о существовании которых она не догадывалась ещё днем раньше. Карло занимался с ней любовью с медленной, чувственной проникновенностью, отчего её попытка бесстрастно лежать в его объятиях оказалась беспомощно смешной. Распяв ей руки над головой своей левой рукой, он подверг её тело такой демонстрации сексуального опыта, что через минуту-другую она уже извивалась так, что ему едва удавалось сдержать её правой. Он исследовал каждый дюйм её тела губами, языком и зубами, его пальцы проникли в каждое укромное местечко. Она лежала, содрогаясь, и ей казалось, будто кончики нервов пылают, как свечи, а кровь вскипает в жилах. Снова и снова он подводил её к конечной черте, а потом сдерживал, пока Хэлин, к своему стыду, не взмолилась, чтобы он взял её до конца. Его завершающее обладание ею стало откровением, о всяком сопротивлении было забыто, когда он вошел в самую её глубь. Ее мускулы сжались вокруг него, торопили его, пока, наконец, вселенная вокруг неё не взорвалась, разлетевшись на миллион осколков. Их тела слились в конвульсиях высшего наслаждения, которое ни один из них не мог теперь отрицать. Когда он наконец ушел от нее, его последние слова долго звучали у неё в голове: — Ты моя жена, Хэлина. Моя, понимаешь? Она прекрасно поняла… Утром в понедельник Хэлин с облегчением увидела, как он уехал в Палермо. В доме снова появились София и Томассо с уймой улыбок и поздравлений. Перемолвившись с Софией, Хэлин ушла наверх в спальню. Незадолго до этого она была вынуждена одеться в большой спешке, и причина этой торопливости все ещё заставляла её щеки пылать. Она проснулась от скрипа двери и в сумеречном состоянии между сном и полным бодрствованием с восхищением наблюдала, как Карло, совершенно не замечающий своей наготы, двигался по комнате, собирая разбросанную одежду. Лучи ранней зари, заглянувшие в окно, обвели его прекрасные мужские формы золотистым контуром, его черные волосы, влажные после душа, рассыпались массой вьющихся прядей. |
