|
Он остановился почти вплотную к ней и, взяв её за запястья, освободил груди от прикрывавших их рук. Прижав ей руки к бедрам, он сказал: — Что так застеснялась, Хэлина? Я твой муж. — Он усмехнулся и добавил каким-то гортанным голосом: — Я не кусаюсь, во всяком случае пока не увижу, что тебе этого хочется, сага. Его взгляд скользнул вниз, на её розовые соски, набухшие и приглашающие. Она услышала, как он быстро втянул в себя воздух, и краска бросилась ей в лицо. Стыдясь собственного возбуждения, она мечтала в эти секунды, чтобы твердь разверзлась и поглотила её. Его глаза встретились с её взглядом, в них появился какой-то угрожающий блеск, но потом они смягчились — он заметил её смущение. — Меня не перестает удивлять, что ты все ещё можешь краснеть. Хэлин потеряла дар речи. Нервы где-то внизу живота стянуло в тугой узел от одного выражения его глаз. Карло наклонил голову и засмеялся, глядя прямо в её прелестное лицо. Потом взял за руку, легонько лаская другой рукой её груди. Вздохнув, он произнес голосом, больше похожим на рычание: — Пошли, у меня что-то для тебя есть. — И повел её в спальню. Она покорно позволила себя увести. Потом он отпустил её, и она встала, как вкопанная. Хэлин чувствовала себя идиоткой: этот почти нагой, смеющийся, поддразнивающий Карло лишил её всякого равновесия духа. Ее мысли и чувства пришли в полный хаос. А когда, взяв её руку, он вложил в неё длинный кожаный футляр, её растерянности не было предела. Она осторожно его открыла, и там, на ложе из белого бархата, оказалось то самое изумрудное ожерелье, которое она примеряла у Алдо. Оно было великолепно! Волнение душило её, когда Карло взял ожерелье, осторожно отбросил её волосы в сторону и застегнул его вокруг шеи. Их взгляды встретились, отраженные в зеркале: её — вопросительный, его — сдержанный, почти сомневающийся. Хэлин подняла тонкую руку, пальцы неуверенно потрогали драгоценные камни. Их зеркальное отражение заискрилось, засверкало, создавая на фоне её обнаженного тела на редкость эротичную картину. Комнату освещала лишь одна настольная лампа, и Карло смотрелся огромной, нависшей над ней черной тенью, которая, как ни странно, казалось, охраняла её. Его руки легли ей на плечи, жар, словно расплавленный свинец, хлынул у неё по жилам, и, вздохнув, она откинулась назад в его объятия. — Зачем, Карло? — она не могла понять, почему он преподнес ей такой дар. — Я купил его тебе как свадебный подарок, но наша первая ночь прошла не так, как хотелось, — сказал он тоном, в котором проскользнуло какое-то отвращение к самому себе. Затем, смягчившись, он объяснил: — Хотел, чтобы тебе было хорошо, но в своем эгоизме вообразил, что если я хочу этого, то так оно и будет. Когда же ты вдруг ответила мне холодностью, я страшно разозлился. Гордость, полагаю. Смысл его замечания вогнал Хэлин в столбняк. Он хотел, чтобы ей было хорошо? Но это значит, что он действительно к ней неравнодушен! Не довольствуясь более его отражением в зеркале, она повернула к нему голову и пристально вгляделась в его мрачно- красивое лицо. Но он словно избегал вопросительного взгляда её сияющих зеленых глаз, его руки, не останавливаясь, ласкали её плечи. |
