Или нас умышленно пустили по ложному следу?

– Теперь она играет с огнем, – прошептала Светлячок.

Мысли вслух. Девочка озабоченно посмотрела на меня.

Я притворился, что не услышал. Она ведь не умеет читать мысли. Решив, что пронесло, она успокоилась.

Озорной Дождь вызвала Взятых, облетавших гранитную крепость. Их сменили Баку, Шин и Анко. Те, кто способен перемещаться сквозь тени, могут передавать сведения быстрее любого гонца на ковре.

Моя память ухудшалась не по дням, а по часам. Как скоро наступит тот момент, когда я забуду все, что не записал сразу и не перечитывал ежедневно? Случись это только со мной, я решил бы, что старческое слабоумие подкралось раньше срока, но в последние дни даже у Взятых начались провалы в памяти.

Надо было прихватить с собой Сану. Она-то все запомнила бы.

К чему я это написал?

Наше будущее под угрозой, почему я расслабляюсь? Нужно записать… что-то для моей жены?

Что? Не знаю, что я должен сделать. Лечить некого. Как обычно.

Мне страшно. Ничего не понимаю. Если бы не любовь и поддержка дочери, я бы не… я бы не представлял…

Потусторонние выжившие не желали попадать в эпицентр нынешней борьбы за власть.

– Они есть, но прячутся, – сообщила моя жена за ужином. – Я все равно их найду. Они расскажут, что мы хотим знать.

Для нее это было очевидно.

Набравшись смелости, я заметил:

– А лет через четыреста какой-нибудь одержимый призовет на помощь наши призраки.

Этим одержимым вполне может оказаться та, кто дала приказ о вторжении в Призрачные Земли. Только свита у нее будет новая.

Озорной Дождь вперила в меня неласковый пытливый взгляд.

Обычно в такие моменты Светлячок выдавала едкие замечания. Куронеко тоже могла сказать что-нибудь глубокомысленное, но неуместное. На этот раз обе промолчали. Ладно. Может, я снова перегнул палку?

Мне было все равно. Я был изможден и физически, и эмоционально. По-прежнему переживал из-за того, что Озорной Дождь назвала меня своим мужем, пусть я и знал, что мучить себя из-за этого глупо.

После продолжительного молчания, когда никто не осмеливался взглянуть друг другу в глаза, Озорной Дождь произнесла:

– Милый, давай-ка прогуляемся после ужина.

– Как хочешь.

– Еще как хочу, любимый. Тебе уже страшно? Должно быть страшно. Готовься.

Черт! Еще бы мне не было страшно! Очень страшно. Кажется, дело идет к весьма болезненному разводу.

Мы приблизились к ямам. Сейчас в них не было пленников. Клетки разобрали на дрова.

Пока мы шли, Озорной Дождь молчала, но стоило нам остановиться, как она вдруг схватила меня за руку.

И уставилась в заполненную водой яму. Мои мысли путались. Я дергался от любого прикосновения моей женщины.

Дурные предчувствия понемногу улетучивались.

Она заметила, что я расслабился. Придвинулась ближе, и мы соприкоснулись плечами и бедрами. На меня опять накатила неуверенность.

Что на уме у Озорного Дождя?

Я готов был растаять, как свежепосоленный слизняк.

– Всю ночь не могла глаз сомкнуть, – начала она и сразу умолкла, оставив меня в предынфарктном состоянии. Через десятисекундную вечность пояснила: – Мне пришло в голову, что с геологическим строением Призрачных Земель что-то не так.

Что? Какого хрена?

– Некоторые из этих гранитных холмов можно назвать молодыми образованиями. Но на граните обычно не растут даже хвойные деревья, не говоря уже о широколиственных. Так?

– Наверное. – Я ничего в этом не смыслил.

– И почвенный слой на гранитной подстилке почти неплодороден, это песок и камни.