Супруги, сидевшие через проход от Спенсера, были все еще поглощены чтением спортивных журналов. Описать Джо Гриэра и Газель Гриэр можно одними и теми же словами, хотя вторую такую пару трудно себе представить. Оба были розовощеки, с ясными, пронзительными, как свежий воздух, глазами. Оба сидели, склонив головы над испещренными мелкими буквами страницами с таким видом, будто там раскрывались тайны мироздания. «А Барди молодчина, верно?» — спросил Джо, когда стюардесса подкатила к ним тележку с закуской. «О, еще бы!» — откликнулась Газель. Затем, методично жуя, они снова склонили над журналом свои рыжеволосые головы.

Четверо на задних сиденьях уже в третий раз наполнили свои стаканы. Трое из них были упитанные здоровяки, явно любители поспорить да побуйствовать, люди, отправлявшиеся в Ванкувер вкусить двухдневную свободу. Четвертый был маленький, неопределенного возраста человек с худым, длинным лицом. Говорил он с ярко выраженным ланкаширским акцентом. «За завтрашних „Львов“», — провозгласил он, поднимая свой бумажный стакан. Его друзья присоединились с благоговейной торжественностью. Один из них, у которого виднелся на лацкане значок с изображением какого-то паршивого кота, стоящего, однако же, на задних лапках, как положено царям зверей, отметил, пустив по кругу свой портсигар: «Я уже и не думал, что нам все это удастся. Когда мы застряли в Торонто, я сказал себе: „Анди, этот великий матч тебе придется пропустить“. А выходит, что самолет лишь опоздает на несколько часов. К тому же мы всегда можем выспаться, пока летим».

— Да, но не на голодный желудок, я надеюсь, — сказал другой. — Я подыхаю от голода. Когда же они притащат поесть?

— Скоро уже. Они обычно подают около восьми. Но из-за этой задержки все запаздывает.

— Ничего! Только вот когда ждешь, лучше всего пить, — отметил ланкаширец, прозванный друзьями «Пейдодна».

— Притормози, мальчик. У нас не так уж много осталось.

— Не бойся. Там еще хватит. Поехали! Это поможет тебе уснуть.

В радостном оживлении, предчувствуя близость долгожданной большой игры, пятьдесят шесть пассажиров, среди которых было две или три женщины, коротали последние часы своего трансконтинентального полета. За иллюминаторами мерцали огни пригородов Виннипега, но вскоре и они поглотились тьмой.

В крохотном, но хорошо оборудованном буфете стюардесса Джанет Бенсон готовила ужин, который, не случись этой задержки, должен был быть подан два часа назад. Ее отражение в зеркале над стеклянным шкафчиком выдавало то сильное и радостное возбуждение, которое она всегда испытывала в начале полета, но которое, слава богу, всегда можно было скрыть за дверцей ее кабины. Джанет, благодушно мурлыкая что-то, вынимала приборы и салфетки. Подавать еду было наименее приятной обязанностью стюардессы, и поэтому Джанет заранее подготавливала себя к предстоящему испытанию. Насытить желудки пассажиров, до отказа заполнивших салон самолета, довольно трудное дело, но все же она чувствовала себя уверенной и почти счастливой. При взгляде на ее светлые волосы, выбившиеся из-под форменной шапочки, на быстрые и ловкие движения ее подтянутой фигурки, у многих стюардесс перехватило бы дыхание от зависти. В двадцать один год Джанет только начинала по-настоящему ощущать жизнь и находила ее отнюдь не плохой.

Впереди, в кабине пилотов, было слышно лишь мерное гудение двигателей. Оба пилота сидели совершенно неподвижно, лишь рука или нога время от времени делала легкое, едва приметное движение.