Прогуливаясь в одиночестве по осенней прохладе, Кадзу внезапно разволновалась из-за своего увядающего тела. Она стойко переносила летнюю жару и завела привычку спасаться от зноя, в присутствии служанок и близких людей подставляя грудь и бедра под струю воздуха от вентилятора. А все потому, что была уверена в привлекательности своей кожи. Когда она подумала о следующем лете, ее охватила тревога. Ей казалось, что после замужества тело немного обрюзгло.

Опущенный в этот миг взгляд и зацепил в корнях дерева несколько предметов, похожих на выпавшие человеческие зубы. Присев на корточки, Кадзу внимательно их рассмотрела. Никто из гостей и служащих ресторана «Сэцугоан» не мог жевать здесь жвачку. А дети из ближайших домов в сад не заходили.

– Да это вора! – догадалась Кадзу.

В этих комочках она уловила не стремление поживиться, а время скрытного мужского одиночества, за что можно и пожалеть. В воображении возникли грубые, мощные, жадно двигающиеся молодые челюсти. Крепкими зубами этот человек перемалывал не грубую резину, а время, общество, которое не принимало его, беспокойство из-за предстоящего дела. И все это под дивным лунным светом, проникавшим сквозь крону каменного дуба.

Благодаря этим фантазиям, возникшим невесть откуда, вор, который скрылся с пустыми руками, превратился для Кадзу в незнакомого близкого друга. Молодой человек, притаившийся в лунной ночи, приобрел черты пусть и запятнанного, но подобного ангелу существа.

«Почему он меня не разбудил? Если он нуждается, я бы дала ему денег, сколько нужно. Сказал бы хоть слово!»

Отчего-то Кадзу прониклась к молодому грабителю чувствами, какие могла бы испытывать к самым близким. Такие ощущения были поистине внове для супруги Ногути Юкэна.

Она хотела позвать садовника, но передумала. Решила промолчать, никому не сообщать о жвачке, которая могла стать уликой. Содрала мох у корней и тщательно все зарыла.

Кадзу рассудила, что лучше известить Ногути о попытке ограбления, когда тот проснется, поэтому позвонила ему позднее, без спешки. Сообщив о происшествии, она добавила:

– Полицейские вели себя вежливо и учтиво. Я, пожалуй, раньше, когда в ресторане воровали, не сталкивалась с таким отношением. Все это благодаря тебе.

Это было не столько подлинное, сколько желаемое впечатление. Еще вопрос, кому полицейские выказывали учтивость – хозяйке ресторана, которой покровительствовала Консервативная партия, или ее мужу, приверженцу Партии новаторов.

Ногути, узнав о попытке ограбления, заговорил холодно и надменно. Прямо-таки посол, выслушивающий от секретаря доклад об автомобильной аварии.

– Все потому, что двери не запираете как следует, – были его первые слова.

Кадзу это разочаровало: она думала, он обрадуется, что все обошлось. Ногути, видимо, счел этот инцидент, как и многое другое, ее личным делом, и держался бесстрастно.

Кадзу подобное отношение показалось непривычно холодным, и в ее душе всколыхнулись двоякие чувства. Это был и удар по самолюбию – она долгие годы единолично и со знанием дела распоряжалась в ресторане, а к ней придираются из-за каких-то незапертых дверей, – и опасение, не догадался ли Ногути о ее странной вспышке эмоций, вызванной событиями прошлой ночи.

Впрочем, Кадзу быстро связала это раздражение с телефонным звонком.

По телефону Ногути всегда говорил подчеркнуто безличным тоном, даже если при личных встречах был вполне любезен. «Не годится, чтобы супруги беседовали исключительно по телефону. Но ведь такая жизнь с самого начала сложилась из-за меня».

Кадзу, рассеянно слушая мужа, рассматривала ногти. У основания всегда здоровых алых ногтей появилась белая лунка, а на среднем и указательном пальцах – белые волнистые линии.