Изменить размер шрифта - +
Затекли кисти, одеревенели ноги, ныли сведенные судорогой напряженные мышцы. Битва выходила на финишную прямую.

Осталось еще немного, — безмолвно уговаривал дочку Виктор. — Потерпи чуточку, Танюша, совсем чуть-чуть! Главное — выиграть сейчас! На повторение этот дохляк ни за что не решится!

Но дохляк держался молодцом. Он повертел нож в воздухе и неожиданно прижал лезвие к Таниной шейке. Виктор замер. Выбить нож не успеть!

Облачко в страхе заметалось над головой.

— Не убью, так порежу! — изменил свое решение Петр. — Чтоб тебе неповадно было над людьми измываться!

— Да над кем я измывался, Петр! — не выдержал и возмутился Виктор. — Мы ведь с тобой твердо договорились: утром идем к прокурору! Чего тебе еще от меня надо? Отпусти девочку и ложись спать! Ну, я тебя как человека прошу!

Это было жестоким просчетом: Петр сразу почувствовал свою силу и значительный перевес.

— С тобой договоришься, как же! — заявил он. — Облапошить хочешь! Отпусти! — передразнил он Крашенинникова. — Чего захотел, держи карман шире! До утра стоять буду — и все дела!

— Слушай, родной, да ведь даже почетный караул у Вечного огня меняют каждый час! — воззвал к его логике Виктор. — И ребята там все молодые, здоровые, тебе до них далеко! Ну где тебе ночь простоять! Сам подумай! Об этом только мальчиш-Кибальчиш мечтал. И потом, Петро, ты бы обратил внимание на ноги: в нашем возрасте и тромбофлебит схватить недолго! Вообще нижние конечности — главное. Неслучайно эта проблема остро стояла даже в сказках. Золушка потеряла именно башмачок, андерсеновская русалочка из-за любви согласилась быть не только немой, но и ступать по ножам, а Герда босиком бежала по снегу за Каем! Но они хоть страдали за любовь, а ты за что мучаешься? Тяжело ведь? Конечно, тяжело, как говаривал красноармеец Сухов.

— Не твое дело! — буркнул Петр, чувствуя правоту художника. — Пей и закусывай! И из комнаты ни на шаг!

Виктор в отчаянии поднял глаза вверх: Таня, милая, выручай! Научи, помоги, что же делать? Хорошо еще, что Оксана занята с Анютой и мальчишками и не будет очень беспокоиться за дочку. Знает, что та с отцом.

Облачко металось в смятении, не зная, что предпринять. Таня-маленькая сидела молча и спокойно, изредка косясь на приставленный к горлу нож. Стойкий оловянный солдатик. Зазвонил телефон.

— Не подходи! — истерически завизжал Петр. — Не бери трубку, прирежу!

— Да я и не собирался, ты что! — успокаивающе сказал Виктор. — На хрен мне все телефоны! Я вообще давно уже в театре, заметь! На улице Чехова.

Петр немного повертелся и на время успокоился. Телефон умолк.

— У тебя нет машины, Петр? — спросил Виктор, снова закуривая.

— Нет, — удивленно отозвался тот. — А на кой она мне?

— А ты русский?

— Русский, — ошеломленно ответил Петр. — Ты чего пристаешь?

— До утра далеко, поговорить охота, — объяснил Крашенинников. — "А какой же русский не любит быстрой езды…" По-моему, ты ее тоже любишь.

Петр неловко потоптался на месте.

— Заткнись, а? — попросил он. — Добром прошу!

— Не хочешь разговаривать — не надо, — согласился Виктор. — Стой себе пень пнем. Я с Таней говорить буду, — и он протянул вверх руку. — Танюша, я не успел тебе рассказать: я ведь родился и вырос в Киеве, где "чуден Днепр…" Ну, Петро об этом тоже, конечно, не читал. И от всех своих печалей и неудач всегда уезжал потом именно туда.

Быстрый переход