Повсюду распространялись слухи о том, как простой мужик распоряжается в царском дворце. Император потребовал от министерства внутренних дел принять «решительные меры к обузданию печати», и цензура запретила газетам писать о Распутине, но вышло еще хуже. Люди начали выдумывать всякие небылицы, в том числе похабно-скандального свойства. Вся Россия судачила о делишках «царицы Сашки и Гришки».
Историческая роль «распутинщины» заключалась не в лоббировании тех или иных интересов, а в подрыве одной из опор «ордынского» государства — сакральности фигуры правителя. Александр Гучков, один из главных деятелей Февраля, потом признает, что толчком к падению режима была не революционная агитация, а «общее падение престижа власти».
Это потом, после ужасов Гражданской войны, интеллигенция будет вздыхать по «старому доброму времени»: «Какие прекрасные лица и как безнадежно бледны — наследник, императрица, четыре великих княжны», а на закате империи Общество уже не испытывало по отношению к «царю Николашке» ничего кроме отвращения, и все ждали, не могли дождаться, когда же наконец грянет революция.
Борьба между Властью и Обществом
Слабость сильных и сила слабых
Падению монархии предшествовала продолжительная и упорная политическая война, где основные бои велись вокруг главной, несущей «колонны» российской государственности: сверхцентрализации управления. Оппонировали друг другу Власть и Общество. Повторю, что, когда я пишу это слово с большой буквы, я имею в виду так называемую «активную фракцию» населения, то есть людей, интересовавшихся «большими вопросами», а не только своей частной жизнью. В воспаленные периоды активизировались и те слои, которые обычно не размышляют о политике. Верный признак революционной ситуации — когда очень большая или даже бóльшая часть общества превращается в Общество.
Власть была идеологически неоднородна. В рядах правящей элиты имелись и «жесткие» государственники, не хотевшие ничего менять, и государственники «мягкие», готовые в чем-то идти навстречу оппозиции, и «системные либералы», выступавшие примерно за те же реформы, которых добивались либералы «несистемные», но непременно под эгидой самодержавия. Единства наверху никогда не существовало. Подвержен был колебаниям и носитель высшей власти — государь император.
Еще пестрее были ряды оппозиции. Революционеров в эту категорию я не включаю. Они, конечно, тоже являлись частью Общества, но сознательно от него обособлялись и относились к «либералам» с презрением. Революционеры преследовали принципиально иную цель — хотели не реформировать государство, а разрушить его и создать новое, социалистическое или коммунистическое. В борьбе, о которой пойдет речь в этом разделе, революционные партии напрямую почти никогда не участвовали, если не считать короткого периода, когда все противники Власти действовали единым фронтом. Революционеры ускорили распад империи, но развалили ее не они; их настоящее время наступит только после Февраля.
Итак, главное политическое противостояние в России происходило между самодержавной Властью и свободолюбивым Обществом. Революционеры возглавили эту борьбу только однажды, в 1905 году — и потерпели поражение.
В предыдущем томе я подробно рассказывал о том, как в России сформировалось и эволюционировало Общество, которое к описываемой эпохе всё еще было молодо — его история не насчитывала и одного века. Не буду напоминать о том, через какие стадии оно проходило и как постепенно обретало всё больший идейно-нравственный вес, вернусь лишь к роковому моменту, с которого Общество и Власть вступили в непримиримую конфронтацию. |