Колба наполнилась, Элиана налила вино в стакан, посмотрела его на свет и отпила глоток.
– Вкусно! Попробуй.
Она протянула стакан Россу, и их руки соприкоснулись.
– Ты любишь Маурицио? – спросил он вдруг.
Она рассмеялась:
– Да, такие вопросы лучше задавать именно после стакана вина. Что это ты?
– Прошу прощения. Дурная привычка – говорить то, о чем думаешь.
– Это я заметила. – Она вздохнула. – Если честно, не знаю. Если бы я его не любила, то, наверное, не расстраивалась бы из-за его измен.
– Маурицио тебе изменяет?
Она опустила глаза:
– Недавно я нашла в кармане его пиджака серьги. Он пытался выкрутиться, говорил, что купил их мне в подарок. Но про губную помаду, обнаруженную мной там же, он такого сказать не мог. – Взгляд ее стал грустным. – Я давно знала, что он мне изменяет. Но заговорила об этом впервые.
– И что он сказал?
– Объяснил, что проблемы не у него, а у меня.
Росс задумчиво посмотрел на нее:
– И что ты ему ответила?
– Сказала, что ухожу. А он: пожалуйста, уходи, только Алессио я не отдам.
Росс нахмурился:
– Он действительно может это сделать?
– Да, не даст разрешения вывезти его из Италии.
– А если ты просто поедешь с ним домой и не вернешься?
– Я об этом думала. Все не так просто. Без разрешения Маурицио я могу уехать только на две недели. Если задержусь хоть на день, он имеет полное право обратиться в полицию. Это станет известно ФБР, мне предъявят обвинение в похищении ребенка. И придется привезти Алессио назад. У него заберут паспорт – до восемнадцати лет. А меня могут и в тюрьму посадить. Во всяком случае, лишить права опеки. Наверное, я могла бы скрываться, но такая жизнь не для Алессио. С его астмой это слишком рискованно.
– А ты можешь подать на Маурицио в суд?
– Могу. Но я проиграю дело. У семьи Маурицио большие связи. К тому же мне нужно будет доказать, что в Америке я могу предоставить Алессио лучшие условия.
– А у тебя не получится?
– Я же буду матерью-одиночкой. Я забеременела, как только мы поженились, и мы переехали сюда, когда Алессио было полтора месяца. У меня нет никакой профессии, только живопись, и все. Сам знаешь, какое в Америке дорогое лечение. А Алессио раз в два месяца попадает в больницу. Нет, даже если суд мне разрешит, я не справлюсь.
– Ты хорошо все взвесила?
– Я об этом давно думаю.
Росс провел рукой по гладкому боку бочки.
– А какая Маурицио разница, где вы? Ведь он почти не бывает дома.
– В Италии другие нравы. Здесь развод куда позорнее, чем измена. Его вполне устраивает нынешнее положение вещей. Дома у него жена, а в поездках – развлечения.
– А его самого не мучает то, что он тебе изменяет?
– Для него это пустяк, мелочь. Некоторые считают, что это только укрепляет брак. Вносит, так сказать, свежую струю.
– Значит, для Маурицио верность значения не имеет?
– Только в том случае, если речь идет о нем. Если бы я ему изменила, все было бы по-другому.
– Двойной стандарт?
– Еще какой!
– И как же ты это терпишь?
– Я воспитываю сына. И пишу картины.
– И то и другое у тебя отлично получается.
– Спасибо, – сказала она чуть слышно. И взглянула на часы. – Нам пора. Мануэла наверняка собирается закатить для нас настоящий пир.
Когда они поднимались по лестнице, Росс приобнял ее, и она положила голову ему на плечо. |