После двухнедельных скитаний по музеям Флоренции я поехал в Н. — небольшой городок на юге Италии, который еще издалека давал о себе знать двумя взаимоисключающими запахами — рыбы и фруктов. Ослепительно белая пристань, залитая яркими лучами щедрого южного солнца, всегда пахла рыбой. Рыбой пахли лодки, моторные катера, парусники, песок, камни. Возникало даже странное ощущение, будто и от небесной лазури тоже исходит запах рыбы.

Но северные окраины городка благоухали, как райские сады. Тут цвели и плодоносили цитрусовые деревья — апельсиновые, мандариновые, лимонные. Но рядом с этими роскошными представителями флоры южных широт пышным цветом расцветает и краса умеренного пояса — черешни, яблони, абрикосы. Недостает только Адама и Евы среди этих несущих человеку радость плодовых деревьев, чтобы он мог себе представить, как, например, выглядел в библейские времена земной рай.

Люди в этом городке живут отнюдь не райской жизнью, потому что они бедняки и никогда не бывают вполне сыты. Отель «Прентания», где я снял на двое суток комнату, кишел тараканами, а из-за неисправной сантехники подозрительно пропах популярными дезодораторами. Поскольку город Н., где даже не было музея, не вызывал у меня никакого интереса, я уже на третий день «поднял паруса» и перебрался в соседнее прибрежное селение Санта-Барбара — в двенадцати километрах к юго-востоку от Н. По другую сторону Санта-Барбары, всего в трех километрах, находилось древнее поселение Фотия, которое и представляло, в сущности, истинную цель этого моего последнего путешествия по чудесной итальянской земле. В Фотии были руины византийского храма, который своей архитектурой напоминал храм в нашем Несебре, и, само собой разумеется, мне надо было его непременно увидеть и изучить.

Санта-Барбара — маленький рыбацкий поселок с прелестным золотистым песчаным пляжем и укрывшейся между двумя холмами маленькой бухтой, где вечно дремлют вытащенные на сушу лодки и с утра до вечера пожилые женщины усердно чинят порванные рыбацкие сети. С полсотни его домиков — бедны, но сверкают на солнце своей белизной, потому что женщины белят их известью чуть ли не каждую Неделю. Улиц и дворов здесь нет, фасады домиков увешаны нанизанной, словно бусы, скумбрией, а на подоконниках алеют цветы в консервных банках. Днем мужчины и юноши находятся в море, старые женщины чинят сети, молодые варят рыбный суп и чинят белье своих домочадцев, а девушки мастерят из ракушек рамки. Когда в воскресные дни сюда приезжают из Н. туристы, девушки предлагают им эти рамки, украшая их своими прелестными улыбками. Иногда они продают и свои улыбки, но это случается очень редко, когда, например, отец разболеется, а братья разбредутся по белу свету и некому выходить на лов рыбы в море.

Местная таверна называется «Сан-Тома». Ей принадлежат и три деревянные постройки, которые в зависимости от обстоятельств служат то складом, то гостиницей. Следует отметить, что таверна находится у самого входа в бухту, и три склада-гостиницы выстроились рядом, как шаферы возле невесты. «Сан-Тома» заняла эту позицию, чтобы первой встречать приезжих и давать приют тем, у кого есть временный интерес уйти от многолюдья, быть подальше от чужих глаз. Я, правда, не сторонюсь людей, не стараюсь укрыться от их глаз, но в Санта-Барбаре нет другой гостиницы, где путешественник мог бы найти приют, да и вид, открывающийся у входа в маленькую бухту, такой, что ради него одного отвернешься от всех самых современных «Хилтонов» на свете…

Фотия — это мертвое поселение.