Изменить размер шрифта - +

Был я в мире, как в чужой квартире.

Чуждый воздух распирал мне грудь.

Кажется, меня сюда пустили,

Чтобы я любил кого-нибудь.

Солнце мне из милости светило,

Еле разгоняя полумрак.

Если б здесь была моя квартира —

Вещи в ней стояли бы не так.

Шкаф не смел бы ящика ощерить,

В кухне бы не капала вода,

И окно бы — смею вас уверить —

Тоже выходило не туда!

Господи! Пред тем, как взять обратно,

Наклонись хозяином ко мне.

Все, что я оставил, — это пятна

На твоей бескрайней простыне.

Боже, мы плохие работяги!

Видишь, как бедны мои труды:

Пятна слов на простыне бумаги,

Как любви безвыходной следы.

И когда твой ангел, встав у двери,

Вдавит кнопку черного звонка

И увижу, что любой потере,

В сущности, цена невелика,—

Прежде чем души моей объедок

Вытряхнуть из плоти, сжать в горсти,

Господи, помедли напоследок:

Дай себя в порядок привести!

1993 год

Подражание древнерусскому

Нету прежней стати, ни прежней прыти.

Клонюсь ко праху.

Аще песнь хотяше кому творити —

Еле можаху.

Сердце мое пусто. Мир глядит смутно,

Словно зерцало.

Я тебя не встретил, хоть неотступно

Ты мне мерцала.

Ты была повсюду, если ты помнишь:

То дымя «Шипкой»,

То в толпе мелькая, то ровно в полночь

Звоня ошибкой.

Где тебя я видел? В метро ли нищем,

В окне горящем?

Сколько мы друг друга по свету ищем —

Все не обрящем.

Ты мерцаешь вечно, сколько ни сетуй,

Над моей жаждой,

Недовоплотившись ни в той, ни в этой,

Но дразня в каждой.

…Жизнь моя уходит, обнажив русло,

Как в песок влага.

Сердце мое пусто, мир глядит тускло.

Это во благо:

Может, так и лучше — о тебе пети,

Спати с любою…

Лучше без тебя мне мучиться в свете,

Нежли с тобою.

1993 год

«Он так ее мучит, как будто растит жену…»

Он так ее мучит, как будто растит жену.

Он ладит ее под себя: под свои пороки,

Привычки, страхи, веснушчатость, рыжину.

Муштрует, мытарит, холит, дает уроки.

И вот она приручается — тем верней,

Что мы не можем спокойно смотреть и ропщем;

Она же видит во всем заботу о ней.

Точнее, об их грядущем — понятно, общем.

Он так ее мучит, жучит, костит, честит,

Он так ее мучит — прицельно, умно, пристрастно,—

Он так ее мучит, как будто жену растит.

Но он не из тех, кто женится: это ясно.

Выходит, все это даром: «Анкор, анкор,

Ко мне, ко мне!» — переливчатый вопль тарзаний,

Скандалы, слезы, истерики, весь декор,

Приходы, уходы и прочий мильон терзаний.

Так учат кутить обреченных на нищету.

Так учат наследного принца сидеть на троне —

И знают, что завтра трон разнесут в щепу,

Сперва разобравшись с особами царской крови.

Добро бы на нем не клином сошелся свет

И все пригодилось с другим, на него похожим,—

Но в том-то вся и беда, что похожих нет,

И он ее мучит, а мы ничего не можем.

Но что, если вся дрессура идет к тому,

Чтоб после позора, рева, срыва, разрыва

Она взбунтовалась — и стала равна ему,

А значит, непобедима, неуязвима?

И все для того, чтоб, отринув соблазн родства,

Давясь следами, пройдя километры лезвий,

Она до него доросла — и переросла,

И перешагнула, и дальше пошла железной?

А он останется — сброшенная броня,

Пустой сосуд, перевернутая страница.

Быстрый переход