– Небось горькая, – буркнул я, но послушно глотнул. Судя по вкусу – самая обычная вода. Ну что сказать? Шарлатан. Ну так на то у них и средневековье. И как с такими врачами они еще все не перемерли?

– Скончавши я, – сообщил лекарь боярину. – Зелье му борзо допоможет.

– Добре, Олеже, – кивнул ему боярин. – Ступай. Заутра ти две   овцы на двор. Простой линии.

– И ти такожде, – вежливо кивнул лекарь, собрал свою котомку и удалился.

– Тако вот, Андрее, – подвел итог боярин. – Начаток целению тому есть. Сего дня зде будеши, а заутра к садовому тяжанию тому приставимшись. Олекса тя в разумение введет.

И он с чувством исполненного долга удалился. Итак, завтра начнется. В разумение меня пацан введет? Ну, посмотрим, кто кого.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Изгиб линии

1

Нет, они меня явно недооценили. Какой там месяц – уже через две недели я болтал по‑местному так, будто и родился в этом самом Великом княжестве словенском. ВКС – обозвал я его мысленно. Язык оказался не больно‑то и сложным – другое дело письменность. Тут у меня пока учителей не было, рыжий Алешка оказался безграмотным как пень.

– А на кой оно мне, крючки эти складывать? – недоуменно ответил он на вопрос о школе. – Нам, холопам, и без этой мороки прожить можно. Пусть бояре да ученые глаза портят.

Вспомнив все из того же учебника истории, как учили в древнерусских школах, я подумал, что в Алешкиных словах некая логика есть.

Только вот можно ли назвать окружающую действительность древнерусской? В ту ли историю я попал? На вопрос, какой сейчас век на дворе, пацан тут же ответил: «Двадцать второй».

– От чего считаете? От Рождества Христова? – на всякий случай поинтересовался я.

– Че? – вылупился он, и веснушки на его физиономии проступили еще яснее. – Какой такой Христов?

– Вы что же, не христиане? – тут уж мне пришел черед выпадать в осадок. – У вас что, князь Владимир не крестил Русь?

– У тебя, Андрюха, опять помутнение в уме, – засмеялся мальчишка. – Ерунду какую‑то несешь. Какие такие христиане? Это кто? И не было у нас никакого князя Владимира, а был князь Велимир. Это вообще… такой козел… враг словенского народа. Он тысячу лет назад нас предал, киевские земли Элладе сдал, эллинским наместником заделался, панархонтом. Говорят, по любви огромной к базилейне эллинской. Ну, короче, с тех времен эллины тут все захватили, свои порядки завели.

– Ни фига ж себе, – вырвалось у меня.

– А то ж! – голосом экскурсовода подтвердил пацан. – Мы их пятьсот лет терпели, а потом сказали: хватит, эта земля была нашей. За Учение аринакское спасибо, конечно, пригодилось. А вот пушниной сами торговать будем, и лесом, и налоги ваши уродские, и законы сами напишем… Ну, в общем, даже и воевать пришлось, у эллинов базилей Янакий такой тупой оказался, не понял с ходу… Великая сеча была при Корсуни… Наших двадцать восемь человек полегло, а эллинов аж сорок три. С тех пор они поумнели, торговать торгуют, в Круге опять же три голоса им, по праву старшинства, а больше того – ни‑ни.

Если бы я в тот момент не сидел на земле, пропалывая грядки с репой, то уж точно бы упал. Блин, что за мир, где я оказался? Великая сеча, счет двадцать восемь – сорок три, и пятьсот лет об этом помнят!

Полуденное солнце жарило от души, наверное, на все тридцать градусов. Пот струился по лбу, но я даже утереться забыл – настолько все это меня долбануло.

– Так от чего же вы все‑таки счет ведете? – спросил я растерянно.