Бенкендорф. Императора жаль.

     Дубельт. Еще бы!

                                   Пауза.

     Бенкендорф (вставая). Примите меры, Леонтий Васильевич, чтобы  люди  не

ошиблись, а то поедут не туда...

     Дубельт. Слушаю, ваше сиятельство.

     Бенкендорф. Покойной ночи, Леонтий Васильевич. (Уходит.)

     Дубельт (один). "Буря мглою небо кроет,  вихри  снежные  крутя..."  "Не

туда"!.. Тебе  хорошо  говорить...  "Буря  мглою  небо  кроет..."  Не  туда?

(Звонит.)

                           Дверь приоткрывается.

Ротмистра Ракеева ко мне.

                                   Темно.

                                  Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

   Квартира Геккерена. Ковры, картины, коллекции оружия. Геккерен сидит и

                слушает музыкальную шкатулку. Входит Дантес.

     Дантес. Добрый день, отец.

     Геккерен. А, мой дорогой мальчик, здравствуй. Ну иди  сюда,  садись.  Я

давно тебя не видел и соскучился. Отчего у тебя недовольное  лицо?  Откройся

мне. Своим молчанием ты причиняешь мне боль.

     Дантес.  J'etais  tres  fatigue  ces  jours-ci  {В  последнее  время  я

чувствовал себя очень усталым (фр.).}. У меня сплин.  Вот  уже  третий  день

метель. Мне представляется, что, ежели бы я прожил здесь сто лет, я  бы  все

равно не привык к такому климату. Летит снег, и все белое.

     Геккерен. Ты хандришь. А это дурно!

     Дантес. Снег, снег, снег... Что за тоска. Так и кажется, что на  улицах

появятся волки.

     Геккерен. А я привык за эти четырнадцать лет.  Il  n'y  a  pas  d'autre

endroit au monde, qui me donne, comme Petersbourg, le sentiment d'etre a  la

maison {Нет такого места на свете, как Петербург, где  до  такой  степени  я

чувствую себя дома (фр.).}. Когда мне  становится  скучно,  я  запираюсь  от

людей, любуюсь, и скука убегает. Послушай, какая прелесть! Я сегодня купил.

                              Шкатулка играет.

     Дантес. Не понимаю твоего пристрастия к этому хламу.

     Геккерен. О нет, это не хлам.