И пока Мендоса и Де Гюсак крепко держали пленника, дон Баррехо обыскал его и вытащил солидных размеров кисет, набитый табаком.

— Вот спасибо, — просиял он.

— Вы — вор, — аж задрожал испанец.

— Нисколько не обижаюсь, хотя я такой человек, что при других обстоятельствах одним ударом драгинассы распорол бы брюхо такому, как вы, нахалу. Но сейчас я думаю только о славной затяжке из своей трубки, потому что я целую неделю, если не больше, был лишен этого удовольствия, а это стоит оскорбления, юноша. А теперь держите себя в руках, потому что мы — те самые грозные флибустьеры, которые заставляют дрожать в страхе и рыдать жителей всех испанских заокеанских колоний.

Солдат снова побледнел. Одного упоминания флибустьеров, чье имя было слишком хорошо известно, было достаточно, чтобы привести в ужас любого человека испанской нации.

— Мендоса, — продолжал неумолимый дон Баррехо, — разоружи этого человека и свяжи его. Надо, чтобы он развязал язык, если хочет жить.

Индеец отрубил от одного дерева несколько лиан и протянул их Де Гюсаку, который поторопился обкрутить ими пленника.

— А теперь, дружок, развязывай язык и как следует открывай уши. И прежде всего запомни, что река глубокая, а течение, захватив добычу, уже ее не выпустит.

— Что вам от меня надо? — спросил молодой человек, всерьез воспринявший угрозу.

— Сначала скажи, не находится ли среди вас маркиз де Монтелимар?

— Нет, уверяю вас; его каноэ плывет очень далеко от нас.

— А!.. Значит, он спускается по реке на лодках? Где же он достал эти лодки?

— Он взял каноэ у индейцев маленького племени, живущего рыболовством.

— Которых перед этим, надо полагать, убили.

Испанец не ответил.

— Впрочем, до этих несчастных мне нет дела, — продолжал грозный гасконец, окидывая молодого солдата полным ненависти взглядом. — Мы очень хорошо знакомы с вашей системой, и дьявол не напрасно произвел на свет флибустьеров. Слезы за слезы, укол шпагой за укол, резня за резню; и мы, дорогуша, еще не поквитались за ваши преступления. А теперь скажи-ка мне, как удалось маркизу увернуться от пожирателей человеческого мяса, которые его атаковали?

— Победив их.

— А как он спасся от потопа?

— Беда…

— Продолжай, — сказал дон Баррехо. — Здесь надо говорить, или ты закончишь свои дни на дне реки.

— Наводнение погубило почти всех, — ответил пленник. — За нами следует только одно каноэ, в котором находится и сеньор маркиз.

— Сколько с ним человек?

— Ox… He знаю!..

— Эй, приятель, развяжи-ка язык, — и дон Баррехо обнажил драгинассу.

— Мало.

— Сколько?

— Можете утопить меня, если вам нравится, но я не знаю.

— Ну, мы же не людоеды какие-нибудь, чтобы с ходу посылать на тот свет такого полного жизненных сил юношу, как вы. В вашем возрасте у меня не было такой смелости, как ее не было и у Энрико Четвертого.

— Сеньор, я не знаю, кто это такой.

— Он был самым великим королем из тех, что имела Франция, но это не должно вас интересовать. В данный момент мы должны заниматься только маркизом де Монтелимаром.