— Ты вынюхал вывеску «Эль Моро»?

— Я безошибочно приведу тебя прямо к таверне моего друга детства.

Перед ними были две улочки, кривые и пыльные. Дон Баррехо секунду поколебался, а потом пошел по правой из них, внюхиваясь в воздух, как настоящая ищейка.

Мы должны сказать, что он сделал правильный выбор, потому что и гасконцы наделены превосходными носами; пять минут спустя они стояли перед таверной. Из щелей в довольно растрескавшейся двери просачивался свет. Стало быть, Де Гюсак, как хороший товарищ, ждал их.

И в самом деле, стоило только легонько постучать, как все трое оказались внутри неприглядной таверны.

— Я уж думал, что вас повесили, — сказал Де Гюсак.

— Брось шутить и принеси-ка лучше несколько бутылок, если они у тебя еще остались, — отозвался дон Баррехо, дышавший во всю мочь своих легких. — До сих пор я не знал, что такое страх, а Монтелимар заставил меня испытать это чувство.

— Значит, вы его не вынесли?

— Попробовал бы ты это сделать посреди его алебардщиков.

— А я-то уже приготовил бочку.

— Ну, она еще послужит.

— И кого мы туда посадим?

— Сначала дай нам выпить, — сказал дон Баррехо. — Разве не видишь, что мы еле переводим дух?

— И чем-нибудь наполнить живот, который урчит уже несколько часов, — добавил Мендоса.

Де Гюсак спустился в подвал и вернулся с бутылками, половиной копченого окорока и кукурузными лепешками тортильяс.

— Мои последние богатства, — вздохнул он. — У меня осталась только агуардьенте.

— Отлично, дружище! — воскликнул дон Баррехо. — Это как раз подойдет к моим мрачным проектам.

— Ты еще что-то задумал? — недовольно спросил Мендоса. — С меня уже хватит… Пусть похищение не удалось, я хочу только одного: переменить одежду и убраться отсюда как можно быстрее. Мне кажется, я уже несколько часов чувствую узел на горле.

— Это плохой знак, — серьезно сказал дон Баррехо. — Ты чувствуешь веревку повешенных.

— Утешает меня только то, что если уж меня и поймают, то только вместе с тобой, и мы составим дружную пару в последнем танце в нашей жизни.

Вместо ответа дон Баррехо отрезал большой кусок окорока, положил его на лепешку и принялся за трапезу. Мендоса посчитал нужным подражать товарищу, а Де Гюсак в это время открывал свои последние бутылки.

Довольно скромный ужин был съеден за несколько минут, и при этом обильно полит; потом дон Баррехо, который вопреки своей привычке сохранял полную немоту, откинулся на спинку стула и обратился к Мендосе:

— У тебя есть силы остаться в городе еще ненадолго?

Баск ответил:

— У меня — нет. Монтелимар нагнал на меня страху.

— А поэтому лучше вернуться к своим.

— Не люблю я шуток с испанскими веревками. Мне кажется, что и так судьба нам слишком благоволит. Однако сейчас, когда повсюду кружат ночные дозоры и подняты мосты, нам будет нелегко покинуть город.

— Де Гюсак, ты можешь одолжить нам одежду?

— Мой гардероб в твоем распоряжении.

— Скажи мне, сколько стоит твоя таверна.

— Сколько стоит!.. Так ведь здесь внутри ничего нет!.. Да и все бутылки опустошены.

— Тобой?

— Думаю, да, потому что Мавр не принес мне счастья.

— Ты хорошо сделал, дружище, — сказал дон Баррехо.

— Когда трактирщик не находит выпивох, он сам должен начать пить, а после перестать платить поставщикам.