Он даже не успел уцепиться руками. От удара грудью о край бетонной ямы он закрыл глаза. Лопнула в пакете бутылка.

Я вылетел из своего укрытия и саданул рукояткой пистолета ему по затылку. В последний момент, разглядев, что он и так потерял сознание, я придержал руку.

Антон начал сползать. Вцепившись в скользкую кожу куртки, я с трудом выволок его наверх. Мертвенная бледность лица и неестественный изгиб правой ноги мне не понравились.

Белый пакет остался лежать на дне ямы. Запахло коньяком.

Схватив Антона под мышки, я поволок его к лифту. Я заблаговременно вызвал кабину на первый этаж.

Лишь бы никто сейчас не ввалился в подъезд.

Когда мы оказались в тесной, провонявшей мочой кабинке, я перевел дыхание. И тут же выругался. Решетка. Надо было поставить ее на место. Незачем калечить посторонних людей. Впрочем, подъезд хорошо освещен, черная яма видна издалека. Вряд ли кто-то в нее свалится. Но ее лучше закрыть.

Лифт остановился, и, когда открылись двери, я лицом к лицу столкнулся с женщиной. Лет сорока, с властными чертами лица и в черной, безумно дорогой шубе. В руке она держала ключи от машины.

Я опомнился первым. Выволакивая его за плечи из лифта, я криво улыбнулся и пояснил:

— Вот, приехали с Антоном, а он в подъезде в какую-то яму провалился. Там какая-то сволочь решетку убрала…

— Да? — холодно переспросила женщина, вертя ключи между пальцев так, словно это был нож.

— Да. Вы осторожней, если туда едете…

— Не беспокойтесь. — Она зашла в кабину, продолжая сверлить меня недоверчивым взглядом, так смотрят женщины, облеченные властью. При коммунистах она была каким-нибудь комсомольским функционером, а потом организовала собственное дело. Я чувствовал, что ей очень хочется проверить мои документы. Это было написано у нее на лице.

Я дал ей понять взглядом, что не надо соваться не в свои дела. Она поняла. Сразу вспомнила, на какой этаж ей надо, и нажала кнопку. Пусть теперь звонит в милицию. Ломать бронированную дверь они не будут. Позвонят пару раз и уедут. Не сидеть же под дверью до утра, если кому-то не нравится, какие гости ходят к соседу. Может, мы влюбленные гомики и не хотим, чтобы нас тревожили, потому ни при каких обстоятельствах дверь открывать не будем. Кто хочет, может залезть в яму на первом этаже и обследовать содержимое брошенного мешка. Там он найдет полное подтверждение того, что Антон собирался весело провести время с другом. Весело и, может быть, нетрадиционно.

Вот только нога мне его не нравилась.

Усадив Антона у стены, я быстро обшарил его карманы. Странно, никакого оружия у него не было. Даже перочинного ножа. Только пухлый «лопатник», документы и ключи. Огромная связка. От «жигулей», от «мерседеса», от квартиры и еще от чего-то.

Я быстро справился с замками и затащил его в коридор. Убедившись, что он еще без сознания, оставил его лежать и обошел квартиру. Никого. И ничего подозрительного. Обычная двухкомнатная квартира, чистая, не сказать чтобы богато обставленная. Только вот аппаратура действительно дорогая, и на кухне множество каких-то приспособлений, мне не ведомых.

Я перетащил Антона в комнату, бросил посреди ковра и связал его же собственным брючным ремнем. Хотел стянуть и щиколотки, но с ногой у него было плохо, и я ограничился тем, что стянул до колен его джинсы. По крайней мере, бегать ему будет затруднительно.

Он был в забытьи, хрипло дышал, и я занялся детальным осмотром квартиры.

Открыв крышку секретера, я обнаружил две пары наручников и тут же воспользовался ими. Одной парой заменил ремень на запястьях Антона, а другой приковал его к батарее. Мне показалось, что он начал приходить в себя и пытался незаметно открыть глаза. Я стукнул его пистолетом по голове, и он опять отключился.

Я повыбрасывал все из шкафов и ящиков, три тысячи долларов новенькими стодолларовыми купюрами, не чинясь, положил себе в карман.