|
К Шэнноу приблизилась красавица с огненно-рыжими волосами. – Я помогу тебе, – сказала она… но в руке у нее был нож, и Шэнноу отступил. – Уйди, – сказал он ей. Но она шагнула вперед, и нож погрузился ему в грудь. Тьма обволокла его. Потом раздался оглушительный рев, и он очнулся. Он сидел в маленьком кресле, окруженный хрусталем, вделанным в сталь. На его голове был плотно ее облегающий кожаный шлем. Голоса шептали ему в уши. – Вызываем контроль, чрезвычайное положение. Мы сбились с курса. Мы не видим суши… Повторяю… Мы не видим суши. Шэнноу наклонился и посмотрел в хрустальное окно. Далеко внизу колыхался океан. Он поглядел назад. Он сидел внутри металлического креста, подвешенного в воздухе под облаками, которые проносились над ним с головокружительной быстротой. – Ваше местоположение, командир звена? – донесся второй голос. – Мы не знаем, контроль, мы не знаем, где находимся… Очевидно, мы сбились с курса… – Поверните прямо на запад. – Мы не знаем, где запад. Все не такое… непонятное… мы не можем определить ни одного направления – даже океан выглядит как-то иначе… Крест отчаянно затрясся, и Шэнноу заскреб по хрусталю окна. Впереди небеса и океан словно слились воедино. Повсюду за хрусталем небо исчезло, и чернота затопила крест. Шэнноу закричал… – Все хорошо, Шэнноу, успокойся. Лежи тихо. Его глаза открылись, и он увидел Бет Мак-Адам. Она наклонялась над ним. Он попытался повернуть голову, но адская боль пронзила его висок, и он застонал. Бет положила ему на лоб холодное полотенце. – Все хорошо, Шэнноу. Вы как раз обернулись, и пуля только задела кость, хотя порядком оглушила. Отдыхайте! – Мэддокс? – Убит. Мы его застрелили. Остальных повесили. Теперь избран комитет, и по улицам ходят дозоры. Разбойники убрались восвояси. – Они вернутся, – прошептал он. – Они всегда возвращаются. – Довлеет дневи злоба его, – услышал он другой голос. – Это вы, Пастырь? – Да, – ответил Пастырь, наклоняясь над ним. – Успокойтесь, Шэнноу. Тут царит мир. И Шэнноу погрузился в сон без сновидений. 17 – Вижу, у вас есть две Библии, – сказал Пастырь, садясь у кровати Шэнноу и беря в руки две книги в кожаных переплетах. – Разве одной не достаточно? Шэнноу, чья голова была забинтована, а левый глаз заплыл, протянул руку и взял верхнюю. – Эту я возил с собой много лет. Но в прошлом году одна женщина подарила мне вторую – язык в ней проще. Ему не хватает торжественности, но многое становится легче понимать. – Я понимаю все без малейшего труда, – сказал Пастырь. – С начала и до конца в ней утверждается одно: закон Бога абсолютен. Следуй ему и преуспеешь и здесь, и в загробной жизни. Восстань против него – и погибнешь. Шэнноу осторожно опустился на подушки. Люди, утверждавшие, что понимают Всемогущего, всегда внушали ему опасения, однако Пастырь был приятным собеседником – и остроумным, и склонным к философии. Он обладал живым умом и искусно вел споры. Эти посещения скрашивали Шэнноу его вынужденное безделье. – Как идет постройка церкви? – Сын мой, – сказал Пастырь с веселой усмешкой, – это поистине чудо! Каждый день десятки братьев работают, не покладая рук. Вам вряд ли доводилось наблюдать такое воодушевление. – А комитет тут совсем ни при чем, Пастырь? А то Бет говорила мне, что преступникам теперь предлагают выбор между работой на постройке или петлей. |
