|
– Однако Брум, по-моему, был там. – В храбрости у него недостатка нет – в отличие от здравого смысла. Как ваша голова? – Лучше. Почти не болит. Вы не окажете мне услугу? Не принесете бритву и мыла? – Я сделаю кое-что получше, Иерусалимец. Сама вас побрею. Мне не терпится увидеть, какое лицо вы прячете под бородой. Она вернулась с жесткой кисточкой из барсучьей шерсти и бритвой, позаимствованной у Мейсона, а также куском мыла и тазиком с горячей водой. Шэнноу лежал, откинувшись и закрыв глаза, пока она намыливала его бороду. Потом принялась умело срезать волосы и соскабливать щетину. Прикосновение бритвы к его коже было легким и прохладным. Наконец, она стерла мыльную пену с его щек и вручила ему полотенце. Он улыбнулся ей. – Ну, что вы видите? – Некрасивым вас не назовешь, Шэнноу, хотя и красавцем тоже. А теперь ешьте свой хлеб с сыром. Увидимся вечером. – Не уходите, Бет. Подождите немножко. – Он протянул руку и взял ее за локоть. – Меня ждет работа, Шэнноу. – Да… да, конечно. Простите меня. Она встала, попятилась к двери, заставила себя улыбнуться ему и вышла. В коридоре она остановилась и вновь словно увидела выражение его глаз в ту секунду, когда он попросил ее остаться. «Не будь дурой, Бет!» – одернула она себя. «А что? У тебя же еще есть свободный час». Повернувшись на каблуках, она снова открыла дверь и вошла внутрь. Ее пальцы поднялись к пуговицам блузы. – Не придавай особого значения, Шэнноу, – прошептала она, сбрасывая юбку на пол. И забралась к нему в постель. * * *Для Бет Мак-Адам это явилось откровением. Потом она лежала рядом с уснувшим Шэнноу, ощущая теплую истому во всем теле. Однако главной неожиданностью была его стеснительная неопытность, тихая благодарность, с какой он принял ее. Бет знала мужские повадки, и у нее хватало любовников до того, как она познакомилась с Шоном Мак-Адамом и соблазнила его. Она успела убедиться, что поведение одного охваченного животной страстью мужчины мало чем отличается от поведения другого. Лапает, щупает, впадает в ритмичное исступление. С Шэнноу было по-другому… Он привлек ее к себе, поглаживал ей плечи, спину… Все исходило от нее. Как грозен и молниеносен ни оказывался он в минуты смертельной опасности, в женских объятиях Иерусалимец был безыскусственным и удивительно нежным. Бет соскользнула с кровати, и Шэнноу мгновенно проснулся. – Ты уходишь? – спросил он. – Да. Тебе хорошо спалось? – Чудесно! Ты придешь вечером? – Нет, – ответила она твердо. – Мне надо побыть с детьми. – Спасибо, Бет. – Не благодари, – отрезала она, быстро оделась и кое-как расчесала волосы пальцами. У двери она остановилась. – Со сколькими женщинами ты спал, Шэнноу? – С двумя, – просто, без малейшего смущения ответил он. Она направилась через улицу в «Веселого паломника», где ее поджидал Брум, багровый от злости. – Вы сказали час, фрей Мак-Адам, а отсутствовали два. Я остался без клиентов… а вы останетесь без денег. – Как сочтете нужным, менхир, – ответила она и прошла в чулан, где накопилась грязная посуда. В зале сидели два посетителя, и оба доедали обед. Бет унесла посуду на задний двор и вымыла водой из глубокого колодца. Когда она вернулась, зала «Паломника» была пуста. Брум подошел к ней. – Мне жаль, что я вспылил, – сказал он. – Я знаю, он ранен и нуждается в уходе. Монеты не возвращайте. Я вот подумал… вы бы не заглянули вечером ко мне домой? – Зачем, менхир? – Чтобы побеседовать… перекусить… поближе узнать друг друга. |
