Мальхорн собственной персоной: острый подбородок, косичка, презрительно скривленная нижняя губа. Юлиан машинально захотел нырнуть под стол или закрыть лицо руками, но было уже слишком поздно, и он сдержался. Мальхорн приближался, потирая нос и, по обыкновению, поднимая и опуская плечи, толкнул дверь и скрылся. Скользнул мимо окна, за которым сидел Юлиан, посмотрел направо, налево, снег уже запорошил его волосы. Мальхорн остановился, поскреб ботинком о бордюр и тронулся дальше, постепенно исчезая из поля зрения.

Юлиан обхватил руками голову. Пульс успокаивался. Ведущий из телевизора вертел микрофон и очень быстро шевелил губами. Картинка поменялась: на диване сидел, учтиво склонив голову, священник, рядом с ним — развязный малец в круглых очках, совсем еще дитя: нога на ногу, между указательным и большим пальцами сигарета. Святой отец отчаянно жестикулировал, и при каждом взмахе на его левой руке сверкало кольцо; малец открыл рот, священник покачал головой, и снова в кадр влез ведущий, выделывая неуклюжие па.

— Здесь можно попить кофе? — закричал Юлиан. Никто не повернулся. Официантки не было видно. В телевизоре крупным планом показали мальчика: вместо глаз слепящие стекла очков, в которых отражались прожекторы. Юлиан поднялся, натянул пиджак и вышел.

Посмотрел через дорогу. Увидел на другой стороне тень вокзала, расплывшуюся рекламу и горящие окна. Медленно расправил руки. Глубоко вдохнул и задержал дыхание. Потом закрыл глаза и сделал шаг. Машины проносились мимо; он чувствовал, как они летели прямо на него и мчались дальше, но не слышал ни истошных гудков, ни визга тормозов. И продолжал идти; вот прошмыгнула последняя машина, он выбрался на противоположный тротуар. Положил руку на грудь. Пульс даже не участился. Он опустил воротник. Сделал вдох. Несколько секунд еще прислушивался, словно хотел навсегда запомнить этот шум улицы.

В зале ожидания бродили случайные люди. Его поезд, если верить табло, отправлялся через двадцать минут. Юлиан не сразу сообразил, как подступиться к автомату с мерцающим экраном, обилием кнопок и команд, но в конце концов билет оказался у него в руках. Билет дорогой, но путь был тоже не близкий.

Под потолком отзывалось гулкое, даже слишком гулкое эхо его шагов. Но никто не оборачивался: ни пьяный в углу, ни мужчина с тремя чемоданами, один из которых беспрестанно падал, ни женщина в черной шубе. Эскалатор поднял его на платформу. Третий путь. Странное чувство, когда путешествуешь без багажа. Можно, конечно, и закупиться, но сейчас уже поздно. Куда, в какую трубу, спрашивается, улетел весь день.

Вдруг перед ним как из-под земли вырос человек в до ниточки промокшем плаще. Наклонился вперед, опустил руки и стал смотреть на рельсы. Юлиан размышлял не более секунды. Потом схватил мужчину за плечо.

Тот обернулся. И вытаращил на него испуганные глаза, потом зажмурился, словно ослепленный ярким светом.

— Как ты сюда попал? — спросил Юлиан.

— Но это не я, пора бы уже знать. Или ты до сих пор ничегошеньки не понял? — Пауль запустил руку в карман. — По моим расчетам, ты мог выбрать только этот поезд. Вот я и подумал: а вдруг тебе еще нужны деньги? Паспорт достал?

— Да вроде.