— Она сюда никогда не поедет. Слишком привязана к своей семье, к городу. Чтобы решиться на разлуку с ними, должна полюбить меня, а вот этого не случится. Мы слишком разные. Потому Вика — не мой вариант. Она, как сосна! Хороша собою, но слишком умная, а потому всегда одинока, — въехал во двор зоны и, высадив родителей у административного корпуса, завел их в свою комнату.

— Ну, вы осваивайтесь, умойтесь, отдохните, я на часок отлучусь и прибегу, — переоделся в форму и спешно вышел.

— А ведь Алешка уже майор! Даже не похвалился, что получил повышение, — покачал головою Степка, помогая Кларе накрыть на стол. Они спешили, ведь сын обещал вернуться через час. Но прошло четыре, вот уже и семь часов пробило, Алешки не было.

Степан с Кларой смотрели в окно, ждали. Сын вернулся в девятом часу. По лицу было видно, как устал человек, но не жаловался.

— Кем же ты тут работаешь? — спросила мать.

— В спецчасти, — ответил коротко.

— Сынок, а много у вас в зоне баб?

— Как грязи! И все, как одна, сущие негодяйки.

— И. даже та блондиночка, какую поймали?

— Эту, будь моя воля, живьем в землю закопал бы не задумываясь, — заходили желваки на лице.

— Что же она утворила?

Алешка отодвинул тарелку, глаза человека потемнели:

— Она не просто преступница. Она даже зверюг перещеголяла в жестокости. Понимаете, поругалась с мужиком. Это дело в их семье обычное. Грызлись с самого начала. Никому покоя не давала баба. Случалось, средь ночи заводилась и поднимала хай. Ни ребенка не жалела, тому едва год исполнился, она его неврастеником сделала, ни старуху-свекровь не щадила. А уж мужика поедом ела. Тот, видно, устал, решил уйти к другой или к матери, она отдельно от них жила. Подошел к комоду, чтоб на первое время немного денег взять. Ну, сказал этой дуре, чтоб больше его не ждала, что он уходит от нее насовсем. Она велела мужику забрать с собой сына. Мужик покрутил у виска, назвал малахольной дурой. А эта тварь, на глазах у отца, выхватила за ножонки орущего пацаненка и головенкой об угол… Мужик к сыну бросился, а эта за топор ухватилась. И по голове саданула. Тот и охнуть не успел. Свалился замертво. И сын, и муж лежали всю ночь мертвые на полу. А она до утра самогонку хлестала, поминала обоих, — вытер пот со лба Алешка:

— А утром к ней заглянули соседи, баба спала на полу рядом с мертвыми, не проснулась, когда пришла милиция. На последнем слове в суде сказала, мол, жаль, что не сделала этого раньше. На проклятья свекрови рассмеялась и сказала:

— Твое счастье, что не попала мне под руку в ту ночь…

— Врачи проверяли ее на вменяемость. Признали нормальной. Вот и сидит с такими же, как сама. Ни о чем не жалеет. А бабам так и говорит:

— Коль ни мне, так никому не достался. А вязать себе руки сопляком, не хотела. Он такой же псих, как мужик. Никто мне не нужен. Выйду на волю, найду нового хахаля и заживу прикольней прежнего.

— Сколько лет ей дали?

— Десять…

— Маловато! — вздохнула Клара, добавив:

— Жаль, что для таких отменили смертную казнь.

— А думаешь, другие лучше? Такие же! И похуже имеются. Вот есть у нас одна сволочь. Родную мать своими руками убила. Та все свои гроши и дом отписала сыну, а дочери — ничего. У сына, хоть и пятеро детей, никогда мать не забывал. Помогал во всем, навещал всякий день, каждым куском делился со старой. Пусть и не жирным он был, но от всей души. И внуки часто прибегали к бабке. Видно было, за что любить бабульку. Ну, а дочка, не в пример сыну, иначе жила. Жадная до обмороков.