– Иначе в башку, говоришь? – Старик дотронулся желтым ногтем до середины изборожденного морщинами лба.

– Запросто, дедуля. – Маленький ехидно усмехнулся и скрестил полные ручонки на груди. Трое остальных стояли за его спиной, мрачно глядя на старика.

– Ну ладно, ладно, что ж делать, – вздохнул дед, видя, что гости настроены серьезно. – Ну, допустим, не моя машина... И что теперь?

– Это мы и так знаем, – засмеялся маленький. – Мы даже знаем, что она появилась в твоем дворе сегодня утром.

– А раз вы такие умные, так чего же допытываетесь у старика? Да еще ножички свои швыряете куда ни попало?

– Кто тебе поставил во двор эту тачку?

– Парень какой‑то.

– Какой парень?

– Почем же мне знать? Постучался парень. Говорит: «Можно мне машину у тебя во дворе поставить, дедушка?»

– А ты и рад до смерти?

– Не до смерти. Но рад. Потому как пенсию задерживают, и лишние копейки никогда не помешают.

– То есть он тебе заплатил?

– Ясное дело.

– И что сказал?

– Сказал, присмотри, дед, за моей машиной.

– И долго ты должен за ней смотреть?

– Этого он не сказал. Добавил только, что если он не появится, то могу машину себе забрать. Может, пошутил, а может...

– Как он выглядел? На морду как он смотрелся? Усатый, бородатый, лысый?

– Не, не лысый. Стриженый. Молодой такой парень. Одно могу сказать – не местный.

– А вещи у него с собой были?

– Вещи? – Старик задумался, и в эти мгновения все четверо неотрывно смотрели на него, ожидая слов, которые готовился произнести бородатый хозяин дома, и напряжение в четырех парах глаз было таким, словно от слов старика зависели судьбы всего человечества.

– Сумка была. Синяя такая, – наконец изрек старик. – Вот с ней он и подался...

– Куда подался?

– А я откуда знаю? Вышел со двора, да и подался...

– Ладно. – Маленький повернулся к остальным и быстро затараторил по‑казахски. Все более заинтересовывавшийся визитерами старик лег животом на подоконник, прислушиваясь к разговору. До его ослабленного годами слуха донеслось что‑то вроде: «Сумканы... вокзал кай жерде... канша...»[1]

– Ладно, – снова сказал маленький, уже не глядя на старика, и торопливо зашагал к калитке. Остальные потянулись за ним, только узколицый подошел к окну. Старик стал быстро сползать по подоконнику назад в комнату, ожидая от типа с отвисшей челюстью самого худшего, но тот всего лишь выдернул из стены свой нож, убрал его в карман и поспешил к калитке, бросив старику через плечо:

– Рахмет, аке[2].

– Всегда пожалуйста, – сказал старик и, спохватившись, крикнул вслед уходящим: – А машину‑то берете? Эй, орлы?

– Оставь себе, – ответил на ходу маленький.

– Ну, спасибо, – удивленно произнес старик.

Покрутив головой, он вышел во двор, закрыл за гостями калитку, поставил чайник на огонь и вернулся к прерванному занятию: раскрыл книжку и продолжил чтение вслух – так легче воспринималось написанное.

– ...вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять меч с земли, и чтобы убивали, дан ему большой меч...

Мало кто приезжал в Степной, но пару лет назад занесло в городок проповедников‑баптистов, что подарили деду Библию. С тех пор он почти каждый день читал ее, не всегда понимая смысл, но ощущая одно – произнесение вслух священных текстов наполнило его жизнь каким‑то непоколебимым покоем, так что свирепые казахи могли сколько угодно метать ножи в стену.