|
А ведь если судить по ее живым черным глазкам и подвижной физиономии, скандал мог бы быть неминуем, она наверняка обладала вспыльчивым характером. Очевидно ее голова была занята чем то другим. Во всяком случае она предпочла притвориться, будто не заметила моих манипуляций с ящиком. Это было неблагоразумно по меньшей мере. В сочетании с другими мелочами, ее покладистость создавала впечатление, что эти телефонные барышни чувствовали себя весьма неуверенно. Белла Веларди заговорила неприятным скрипучим голоском: – Мисс Харт говорит, что вы хотите меня о чем то спросить? Она подошла к своей незастланной постели, присела на краешек, сплела пальцы и принялась их то сжимать, то разжимать. Вулф посмотрел на нее из полуопущенных век. – Мисс Веларди, знаете ли вы, что такое гипотетический вопрос? – Знаю, конечно. – У меня имеется один такой для вас. Если я поручу трем опытным детективам узнать, какую примерно сумму вы потеряли за последний год, играя на скачках, как вы считаете, сколько времени им на это потребуется? – То есть, я… – Она растерянно заморгала густыми и длинными ресницами. – Я, я не знаю. – Зато я знаю. Если повезет, пять часов. Не повезет, пять дней. Так что было бы проще, если бы вы мне это сами сказали. Сколько вы потеряли? Она снова заморгала: – Откуда вы знаете, что я вообще что то потеряла? – Я как раз не знаю, но мистер Гудвин, очень опытный детектив, на основании имеющихся у вас в комнате публикаций, пришел к заключению, что ваше увлечение игрой на скачках носит хронический характер… А раз так, есть все основания предположить, что вы ведете учет своих выигрышей и проигрышей. Он повернулся ко мне. – Арчи, твой обыск был прерван. Продолжай. Посмотрим, удастся ли тебе найти эти записи. – Встаньте рядом с ним, мисс Веларди, – продолжил свой допрос Вулф, – если желаете. Тут и речи быть не может о мелком воровстве. Я подошел к маленькому комоду. Вулф, несомненно, спешил использовать сложившееся для него удачно положение вещей. Если она проглотит и это, не попытаясь вызвать полицию, значит, если она и не убийца, то, несомненно, имеет уязвимое место и не желает, чтобы кто то до него добрался. Впрочем, она все же как то запротестовала. Когда я повернул ручку в ящике, чтобы выдвинуть его наружу, Веларди торопливо заговорила: – Послушайте, мистер Вулф, я готова рассказать вам решительно все, что вас интересует. С радостью сделаю это. – Она наклонилась к нему, громко хрустя пальцами. – Мисс Харт предупреждала, чтобы я не удивлялась вашим вопросам, но они меня все таки поразили, вот я и разволновалась. Ни для кого не секрет, что я люблю играть на скачках. Совсем другое дело, сколько я ставлю… Понимаете, у меня есть друзья, которые – ну, они не хотят, чтобы окружающие знали, что они ставят на лошадей. Они дают мне для этого деньги. Так что получается около ста долларов в неделю, иногда больше, почти две сотни. Даже если бы она делала ставки на других животных, а не на лошадей, все равно каждому было бы ясно, что она беззастенчиво врет. Вулф в этом разбирался не хуже меня, поэтому он даже не потрудился поинтересоваться именами ее застенчивых друзей. Кивнув головой, он спросил: – Ваше жалованье? – Всего лишь шестьдесят пять долларов, так что, разумеется, сама я не могу играть особенно широко. – Конечно. Теперь я задам вам вопрос об окнах в передней комнате. В летнее время, когда одна из вас дежурит в ночное время, они раскрыты? Она задумалась. – Жалюзи подняты? – Да. |
