Джон нахмурился.

— Когда доктор Холл вышел к отцу и сообщил ему о том, что его жена умерла, рожая второго ребенка, решать уже было нечего — к удивлению доктора, отец отказался признать второго ребенка и заявил, что он от него отказывается. Он так терзался угрызениями совести от того, что своим упрямством погубил жену, что бессознательно перенес свою вину на ребенка, которому довелось родиться как раз тогда, когда мать его умирала. Доктор Холл решился — и ничего не сказав о третьем ребенке, попросил еще и второго. Отец согласился, сказал, что позаботится о его содержании, и ушел.

— Ой, Джон, — прошептала Расти, но Эллери заметил, что она несколько отодвинулась от Джона, как будто не могла примирить его живую близость с тем, что точное его подобие лежит наверху мертвым.

— Холлы были одновременно и напуганы и обрадованы. Не сообщив о ребенке и оставив его себе, Холл рисковал потерять лицензию., не говоря уже о том, что они с женой могли и за решетку попасть. Но они остались с двумя младенцами, на одного из которых имелось устное согласие отца. Они не вполне представляли себе, как выпутаться из такой ситуации. Затем, спустя неделю, доктор Холл прочел о смерти моего отца. Он навел справки и выяснил, что отец умер, не обеспечив второго сына, хотя и обещал это сделать, и не предпринял никаких юридических шагов в защиту ребенка и самого доктора, о чем Холл просил его. Доктор решил рискнуть и зарегистрировать в муниципалитете Маунт-Кидрон всех троих, в случае, если когда-либо понадобится получить свидетельство о рождении или установить отцовство и имущественные права двоих детей. Но через неделю второй ребенок умер от пневмонии, что еще больше осложнило дело. Холлы похоронили его в Маунт-Кидрон и уехали с третьим ребенком в Айдахо, стараясь не оставлять никаких следов. Они так и не дали знать никому в Маунт-Кидрон о существовании третьего ребенка — даже врач, которого вызывал доктор Холл во время болезни и смерти второго ребенка, не знал о нем. Миссис Холл его прятала, и, даже уезжая в Айдахо, они тайком вынесли его буквально в корзине для белья.

Джон встал и налил себе изрядную порцию виски. Он одним глотком осушил стакан и даже не попытался вернуться и сесть рядом с Расти, словно чувствуя ее отчуждение и болезненно реагируя на него.

— Итак, они вывезли Джона на Запад, и до четырнадцати лет он считал себя их сыном…

— Джон? — спросил Эллери. — Почему ты назвал его Джоном?

— Потому что его так зовут. Точнее, звали. Еще до отъезда из Маунт-Кидрон, говоря о тройне, Холлы завели обыкновение называть их по номерам — Первый, Второй, Третий. Я для них был Первый, умерший младенец — Второй, а мой брат… наверху — Третий. Более того, когда доктор Холл регистрировал наше рождение, он так и записал: Сын Первый, Сын Второй, Сын Третий. Потом, когда Второй умер и им пришлось подбирать имя Третьему, доктор Холл узнал, что меня назвали Джоном по отцу. Он решил назвать моего брата Джоном Третьим, смутно предполагая, что если у него будет такое же имя, как и у меня, то это как-то укрепит его связь с домом Себастианов. Так он стал Джоном Третьим, а я, следовательно, могу считаться Джоном Первым.

Джон подошел к камину и стал неотрывно смотреть на огонь.

— Он появился в моей квартире в Виллидж еще в сентябре. Я был совершенно ошеломлен. Я ни малейшего понятия не имел, что у меня есть брат-близнец.

Артур Крейг проговорил слабым голосом:

— Это… это невероятно.

— А представь себе, что я почувствовал, Артур. Само его потрясающее сходство со мной подтверждало его рассказ, но у него при себе были и документальные доказательства — оригиналы трех свидетельств о рождении, которые я представлю вам, лейтенант, письменные, под присягой взятые, заявление доктора Холла и миссис Холл, составленное незадолго до ее смерти в 1921 году, и некоторые другие бумаги, которые начисто исключают возможность обмана.