– Как ты? – тихо спросил он.

– Пойдет. Я тебе, кажется, жизнью обязана. Ну и должок…

– Да брось.

В очередной раз настигло странное ощущение, что они вне этой реальности. Шахты исчезли, и безоконный полумрак их жизни превратился в белый умиротворяющий вакуум. Словно они одновременно являлись частью некой другой жизни, которой он не знал, был неумышленно ее лишен и даже не желал ее. Что-то простое, человеческое… Далекое от приказов и машин.

В этот момент собственная неполноценность ощущалась невероятно остро, и места стыковки органики с синтетикой по всему телу вспыхивали неоновыми лучами. Искусственное тело дрожало, не признавая таких противоречивых сигналов от нервной системы.

– Они решили их убить. Ты понял это? – вернул к реальности ее голос.

Миккель коротко кивнул.

– Все странные события происходили на нижних: видео той женщины, бунты на фабриках, чертовы граффити. Здесь нарастало недовольство, а это не выгодно Каннингему, – торопливо лилась речь, которую явно вынашивали уже давно. – Спроси себя… Как избавиться от безработных, наркоманов и других неблагополучных слоев населения? Как прекратить все эти беды, где столько нищеты и голодных ртов, а ложь корпорации о ценности жизни становится с каждым днем невыносимей… Ответ прост: раз они все скопились в одном месте, перетрави их газом.

Что на это скажешь? Она и так озвучила все слишком ясно. Реальность мало-помалу возвращалась, и осознание ее быстро стало неотвратимым: они торчат в недрах башни, где убили разом тысячи людей, и уйти отсюда нельзя.

– Ведь это самые больные уровни Вавилона. Важные секторы, типа аграрных, ниже. Квалифицированные кадры переселились выше. Как и те, кто хоть что-то имел за душой. Вавилон сегодня решил огромную экономическую проблему, – беспощадно завершила Бланш.

Они отстраненно смотрели вперед, слушая звуки мерно гудящих труб.

– Я знаю этот газ, – сказал Миккель спустя мгновение. – Это сильный паралитик. Но всех еще можно эвакуировать… Вместо этого они закрыли уровни и прекратили транспортное сообщение.

– Как складно вышло, – едко протянула она.

– Но что они объяснят другим?

Кайма зрачка ее искусственного глаза подернулась дрожащим неоном, улавливая вибрации нервного возбуждения.

– Другие не задают вопросов. Им это неинтересно. Каннингем врет. Как же он заливает! Он ненавидел идею Гора увеличить субсидии для нижних уровней и голосовал против на референдуме. Он считал, что разобраться с проблемой нижних можно, только их вычистив. Даже предлагал усыплять всех вавилонских нищих, якобы из гуманности… Но как Гор умер, сразу сменил пластинку, чтобы стать популярнее. Теперь он скажет, что трагедия случайная.

Эти мысли она уже озвучивала раньше. Миккель не очень следил за политикой, но понимал, что Бланш не выдумывает это. В произошедшей трагедии, увы, наблюдалась логика. Странно, откуда у нее была такая уверенность, что это инициатива Каннингема.

– Однако подземные кланы еще целы. И подпольное сообщение работает хорошо. Крыс много. Что они сделают, как ты думаешь? Прекратят свою активность с наркотиками и плохими органами? – поинтересовался Миккель с легким сомнением.

– Это меня и интересует больше всего… Собак не наши малевали. Что-то готовится за пределами башни. Просто… чувство.

– Кто ты? – перебил ее Миккель.

Не впервые он замечал, что Бланш смотрела на все как на шахматную доску. Выводы, прозвучавшие сейчас, явно сделаны не от скуки. Она долго думала обо всем и разбиралась в происходящем с нетипичной для среднестатистического вавилонянина осведомленностью.