Вдруг они заметили перед собой группу бредущих пешком женщин. Забытый арьергард всеобщей эвакуации. Издали казалось, что они еле передвигают ноги.

«Бедняжки! Так им далеко не уйти», — подумал Ламбрей.

Мотоцикл поравнялся с женщинами, и они, как стадо овец, метнулись на обочину. Ламбрей резко затормозил и спрыгнул с мотоцикла.

—   Мария! — крикнул он.

—   Шарль!

Она бросилась к нему, привычно подставив губы, но он взял ее за руки и крепко сжал. Волосы девушки покрывала пыль, влажные пряди прилипли к вискам. По лицу разлилась нехорошая желтизна. Глаза ввалились, губы побледнели, ногти обломаны. Туфли истрепались, голые ноги забрызганы грязью. В руках она держала наспех собранную сумку. И его вдруг пронзила острая жалость, ничего общего не имеющая с любовью.

—   Я был на улице Сен-Пьер и видел твой чемодан, — сказал он.

—   Мы отсиживались в пещерах, — объяснила Мария. — А потом воспользовались затишьем и ушли. Там стало небезопасно. Какие новости?

—   Не знаю. Если к Луаре не вышлют подкрепление, то это конец. Бои переместятся к Вьенну и ниже по реке.

— А перемирие?

Шарль-Арман вообще забыл о перемирии. Это слово напоминало ему о том, что многие из его друзей погибли ни за что.

— Мне ничего не известно, — сухо бросил он, бросив взгляд в сторону группы женщин.

Их было человек десять, старых и молодых, они остановились и ждали Марию, словно она была их мозговым центром, а сами они уже не способны были ничего решить.

—   Ну и процессия… — тихо пробормотал он.

—   Они молодчины, — откликнулась Мария.

Он сдвинул очки на каску.

—   Ох, милый, что у тебя с глазами? Откуда эти синие круги?

—   Ничего страшного, это просто пыль… Мария, у меня времени в обрез. Чем я могу тебе помочь? Есть хочешь?

«Ну вот, нас свела судьба, — подумал он с гневом, — а я спрашиваю, хочет ли она есть».

—   Нельзя ли достать машину? — спросила Мария. — Не важно какую, милый, лишь бы везла.

—   Об этом даже и не думай, бедная моя, — отозвался он. — Нет никаких машин. А мне, к сожалению, пора.

Роясь в коляске мотоцикла в поисках хлеба и консервов, он успел понять, что эта встреча вызвала в нем раздражение. Он инстинктивно старался беречь силы. Сейчас для него имели значение только необходимость сражаться и желание выжить, и он не хотел думать ни о чем другом. А эта исхудавшая женщина, которая уже несколько дней и ночей брела по дороге, ждала от него хоть какого-то проявления нежности, хоть жеста… Она носила его ребенка.

— Это просто чудо, что мы встретились, — сказал он. — Слушай, Мария, случиться может всякое…

— О! Шарль-Арман! Да хранит тебя Господь!

— Хранит, когда может, — ответил он. — Но если я не вернусь, что тоже возможно… — Он снял с левого мизинца перстень с печаткой и протянул его Марии: — Ты передашь это моему отцу и объяснишь ему… все. Можешь на него положиться.

Мария беспомощно мяла в руках круглый хлебец. Грустно улыбнувшись, она опустила глаза:

— В этом уже нет надобности.

Потом, словно не сомневаясь, что он потребует объяснений, торопливо добавила:

— Клянусь тебе, Шарль, я ничего не предпринимала… Это случилось само… А я была так счастлива…

Последние слова он едва расслышал.