– Ну и что ты предлагаешь? – осведомился Гульченко. – Не трогать твоего племянничка, а в списке против его фамилии поставить галочку? А если завтра нам попадется сын твоего лучшего друга? А послезавтра – твоя собственная дочка? Так и будем втирать очки начальству, да? А для чего мы работаем – ты забыл? По твоему, это начальству надо спасти планету от теракта? А нас это не касается, потому что мы – люди маленькие, и нам благополучие наших родных и близких дороже безопасности всего человечества? И потом, с чего ты взял, что твой Димка станет тем самым исключением, на долю которого приходится каких то несчастных два процента от общего числа?

Ромтин смущенно кашлянул:

– Да нет, Володь, ты меня не так понял… Я ж не против… Все – так все, это правильно… А дочка моя, кстати, под проверку не подпадает, Володь. Она ж у меня на год позже родилась…

– Ну а если бы она тоже числилась среди потенциальных носителей, что тогда? – устало поинтересовался Гульченко. – Небось ты бьг постарался всячески отмазать ее от проверки, верно? – Ромтин лишь молча поежился. – Ну вот, видишь… А мы еше удивляемся, почему люди вставляют нам палки в колеса! Если уж сами мы…

Не договорив, он махнул рукой. Некоторое время они ехали молча. Ромтин первым нарушил тишину.

– Слушай, Володь, – сказал он. – Вот ты – человек столичный… и приближенный к руководству, наверное… Может, ты в курсе, почему мы действуем тайно, как какие то бандиты или шпионы? Разве нельзя было сразу объявить народу: так и так, мол, граждане, имейте сознательность, помогите отыскать опасного преступника, который угрожает отправить вас всех на тот свет?.. Думаешь, народ бы не понял?

Гульченко пожал плечами:

– Может, и понял бы… – после паузы сказал он. – Только ты не учитываешь последствий.

– Каких последствий?

– А ты представь, что в один прекрасный день мы все таки наткнемся на этого гада, засевшего в ком то из носителей… ну, может быть, не обязательно мы, а кто то из наших… Допустим, что нам удастся расколоть его на признание и вовремя обезвредить ту хреновину, которую он где то заложил… А дальше что? Приборчик то, которым мы пользовались, уже не останется без дела. Только потом его будем применять не мы, а какие нибудь специальные органы, которые обязательно будут созданы. И не с целью поиска преступников, а для реинкарнации выдающихся личностей, позарез нужных человечеству. И тогда получится, что кому то станет можно жить по несколько жизней, а кому то – всего одну, да и ту – в таких жалких условиях, что ее и жизнью то назвать нельзя… Будет ли терпеть это народ?

– Будет, – сказал уверенно Ромтин. – А куда он денется? Вон сейчас медицина чего только не добилась: и сердце пересаживают, и рак в запущенной стадии лечат… Я где то читал, что даже искусственные конечности насобачились изготовлять один в один, не отличишь от настоящих… А кому эти операции доступны? Простым смертным, что ли? Все знают, что им это не по зубам, – и ничего… Мрут, как мухи, и молчат. Так же и с реинкарнацией будет…

О хо хо, подумал Гульченко. Какой тяжелый случай социальной наивности мне сегодня попался.

– Далеко еще нам? – спросил он, чтобы перевести разговор на другое.

– На следующем перекрестке – направо, дом будет третий от угла, – неохотно сказал Ромтин.

Гульченко протянул руку к заднему сиденью и вытащил из большой сумки маскировочное облачение: белый халат и шапочку с красным крестом.

– К самому подъезду машину не ставь, – попросил он. – А то бывают умники: увидят, как из машины человек в белом халате выходит, и детей прячут…

– Светка не такая, – заявил Ромтин.