– Устал? – догадывается Булат.

– Как под прессом полежал, – в рифму отвечаю я.

– Ну и правильно, – говорит он, не замечая, что выражается двусмысленно (правильно – что устал или что еду домой?). – Отдыхай, Лен. До завтра.

– Ригерт, слышал? – отключившись, спрашиваю я своего спутника.

Поневоле: с кем поведешься, от того и наберешься. Еще немного пообщаюсь с этим молчуном – и сам забуду человеческую речь.

– Угу, – издает здоровяк, не отрывая взгляда от дороги. Мы уже проезжаем квартала два, не меньше, когда он неожиданно добавляет:

– Валя.

– Что? – не врубаюсь я. – Какая Валя?

– Я, – ответствует этот апологет экономии речевых усилий. – Имя мое…

– А а, – доходит наконец до меня. И в самом деле, нам с ним пора перейти на имена, а то все по фамилии да по фамилии. Последнее, впрочем, относится только ко мне, потому что меня до сих пор он никак не называл – видимо, по принципу: бог не нуждается в имени собственном. – Валентин, значит… А я – Лен, если сокращенно. Как видишь, в этом мы с тобой схожи: у обоих имена смахивают на женские..

– А отчество?

Хм. Неужели я кажусь ему таким стариком? Хотя я старше его на… ну, лет на десять – это точно.

– Не надо отчества, – объявляю я. – Вон начальник ваш вообще одной фамилией обходится…

– Нет, – отрывисто говорит Ригерт и. набрав побольше воздуха, выдыхает: – Булат Олегович он… для нас…

– Это его проблема. А ты обращайся ко мне по имени и на «ты»…

Кажется, еще немного – и наш разговор станет нормальным актом коммуникации. Однако проходит еще несколько минут, прежде чем Валентин выдавливает из себя очередной вопрос:

– Как тебе… удается?

– Что удается?

– Ну, трупы… это самое…

Вот что он имеет в виду, мой косноязычный друг! Пожимаю плечами:

– Откуда я знаю? Удается – и все…

– С рождения?

– Не ет, что ты! Если бы я родился таким монстром, то, наверное, не дожил бы до сегодняшнего дня!.. Думаешь, это легко – оживлять покойников?

Валентин неопределенно крутит головой и что то бурчит. Потом спрашивает более внятно:

– Всех всех… можешь? Подряд?

– Всех, Валя, наверное, только господь бог мог бы воскресить… Если б захотел. А он, видишь ли, не хочет. Он переложил это на нас, простых смертных и грешных… Причем с одним ограничением. Мой внутренний «диспетчер» принимает Вызовы только от тех, кто погибает не своей смертью, а раньше срока…

– А ты – хочешь?..

Вот пристал, как банный лист!.. Что это с ним сегодня? Не разговор, а настоящее интервью… И что ему ответить?

– Дело не в том, хочу я или не хочу этим заниматься… Пойми: если бы я даже мог спасать всех подряд, я все равно не сумел бы сделать это. Чисто физически. Столица слишком большая, в ней каждую минуту, а то и еще чаще кто то гибнет.

Ригерт смотрит прямо перед собой, и я догадываюсь, что у него имеются свои мысли на этот счет.

– И вообще, что ты хочешь, Валь? Скажи прямо: к чему все эти расспросы?

Выработка ответа на этот раз занимает у него не больше минуты. Прогресс!..

– Пацан мой, – нехотя говорит он. – Десять лет… Белокровие. Врожденное. С пяти лет – по больницам… Врачи сказали: недолго осталось…

– Ты ж вроде бы не женат? – удивляюсь я. – Пацан то откуда взялся?

– Не женат, – подтверждает он. – Уже семь лет… развелись… А пацана – люблю… Подумал: может, ты…

Ригерт умолкает, не договорив, но я уже понял ход его мыслей.