Но однажды настал момент, когда он понял, что больше не может выстоять в этой нескончаемой битве с недугом. И что, как бы он ни старался, ему придется выдать себя перед своими близкими. И тогда он принял решение ускорить развязку.

Откуда он мог знать, что я окажусь в этот момент рядом и не дам ему уйти в спасительное небытие? Я вернул его к жизни, но избавить его от болезни было не в моих силах. Я невольно стал реаниматором садистом, вернув неизлечимого больного к жизни и тем самым продлив его мучения!..

Разумеется, ничего этого я не сказал вслух. Вслух я поинтересовался, стараясь не глядеть на своего собеседника: «Сколько вам еще осталось?»

Он пожал плечами: «Месяца два. Если уж очень не повезет – три… Вам, наверное, этот срок кажется слишком малым, не правда ли? А вот для меня каждый День – как вечность!..»

Потом подумал и добавил, скривившись (видимо, боль вновь настигла его): «Что ж, придется попробовать что нибудь еще… Хотя другие способы мне не нравятся».

Я молчал. Потом я проклял себя за свое молчание, но в тот момент я не решился сказать правду этому несчастному. Но с тех пор я зарекся бездумно дарить людям вторую жизнь…

– Понятно, – бурчит Ригерт, не глядя на меня. – Бесполезно, значит?..

– Мне очень жаль, – развожу руками я. – Но я не смогу тебе помочь…

– А если я его… сам?.. То есть – заранее? А?

Я на мгновение прикрываю глаза. Мне вдруг становится страшно.

Боже мой, что же смерть делает с людьми! Она может толкнуть их на самое страшное преступление. Внушить им надежду, что этим можно спасти от нее своих близких. И можно не сомневаться: если я сейчас одобрю идею Валентина, то он недрогнувшей рукой лишит жизни своего «пацана»…

– Нет, Валентин. Это не спасет его. Как не спасло того мужика в баре.,.

– Понял, – отрывисто говорит он. – Нет так нет. Никаких претензий. Извини…

Остаток пути до моего дома проходит в молчании.

Да и о чем можно говорить после такого разговора? О тачках? О погоде? О том, как сыграет сегодня футбольная сборная в финале розыгрыша Кубка Сообщества?..

Когда Ригерт высаживает меня у подъезда (ребята из «рефрижератора» успели обогнать нас и проверить дом и его окрестности на отсутствие возможных засад), я предлагаю:

– Может, поднимешься ко мне? Посидим, чайку кофейку попьем… Да и переночевать можешь у меня, а не в машине.

Из за меня бедняга Ригерт, наверное, уже забыл, когда последний раз спал в нормальном лежачем положении. Слегин предписал ему сопровождать меня повсюду («И в туалет?» – ехидно спросил тогда я. «И в гости к любовнице тоже!» – ответил Булат), и Валентин дежурил возле моего дома ночами напролет.

Но «раскрутчик» качает массивной головой:

– Тут ребята, – сообщает он.

Завидное стремление разделить тяготы и лишения со своими товарищами. «Рефрижератор» тоже будет торчать у моего дома всю ночь, только спрячется за углом, чтобы не бросаться в глаза.

– Ладно, – говорю я. – Тогда – до завтра.

– Умгу, – доносится в ответ из кабины.

Глава 5. ЖИЛИ БЫЛИ ДВЕ СТАРУШКИ…

Прямо подо мной проживает очень милая парочка. Две старушки. Причем – не сестры и вообще не родственницы. Одна из них, Герта Фридриховна, еще может выбираться в магазины и на рынок, а баба Полина в течение последних лет не выходит из дому. У нее – подагра в тяжкой степени, и даже по квартире она передвигается с трудом, опираясь на тяжелую трость.