Инспектор от удивления застыла с разинутым ртом.

— Теперь все ясно!

— Евангелисты убеждают нас, что Иисус был Агнцем Божиим! Своей смертью он искупил грехи человечества, как жертвенный агнец это делает с грехами евреев. И только в этом смысле, подчеркиваю, его смерть означает наше всеобщее спасение. Подобная интерпретация смерти во спасение возможна только в контексте иудейской веры. Необходимо знать, что такое Йом Киппур, Песах и иудейская религия, чтобы понять, исходя из каких соображений его последователи, а все они евреи, толковали его уход как акт спасения.

— Вот все и прояснилось! — воскликнула итальянка и тут же осеклась. — А завеса в Святая Святых? Она откуда взялась в этой истории?

— Это еще одна важнейшая богословская ссылка, понятная все в тех же рамках иудейской религии. Завеса, как известно, отделяла Святая Святых от остальной части храма, то есть отделила Господа от чад Его. На прощение же Его можно было рассчитывать только после того, как на Йом Киппур первосвященник откинет завесу и войдет внутрь для жертвоприношения ягненка. Но, умерев на Пасху, когда приносится в жертву агнец, Иисус стал Агнцем Божиим. Когда Марк сообщает, что завеса в храме разодралась, как только из Иисуса вышел дух, он утверждает, что тем самым перестала существовать преграда между Господом и Его чадами. Таким образом, Бог становится доступным всегда, а не только в момент жертвоприношения в храме на Йом Киппур. Смерть Иисуса принесла искупление для всего человечества.

До номеров оставалось метров десять. Они двинулись к ним, но у Валентины еще оставались вопросы.

— А завеса действительно разодралась?

Томаш засмеялся.

— Конечно же, нет. Во всяком случае доказательств тому нет. Это чистой воды теология. Евангелисты пытаются извлечь иудейский смысл из неожиданной смерти человека, называвшего себя Мессией. Обращаю еще раз внимание на то, что смерть Иисуса может быть понята исключительно в иудейском контексте. И именно ее интерпретация, сделанная последователями Иисуса, обозначила первую линию водораздела между иудаизмом и христианством. Вот почему я сказал, что жизнь и поучения Иисуса не стали основой христианства. Вероятнее, ему никогда даже в голову не приходило создавать новую религию. Он был, повторяю, иудеем до мозга костей.

— Из чего следует, — подвела итог итальянка, — что христианство не зиждется на жизни и учении Иисуса.

— Так точно. Только на его смерти.

Они подошли к двери номера Валентины. Она вытащила из сумки пластиковую карточку, заменявшую «старорежимный» ключ, и вставила ее в замок. Дверь открылась, но, прежде чем войти, итальянка оглянулась.

— Все это на самом деле очень интересно. Но надо быстренько привести себя в порядок. Так что встретимся через пятнадцать минут в ресторане, ладно?

— Да. Наш израильский товарищ уже ждет в «The Arabesque».

— Тогда пока!

Томаш, однако, придержал рукой дверь и лукаво проворковал.

— И вы даже не приглашаете меня зайти на минутку?

Валентина дернула легонько дверь к себе, но, прежде чем закрыть ее, съехидничала.

— Вы заглядываете в мою комнату? Как вы посмели — это же Святая Святых. А это, — она погладила дверь, — завеса. Насколько я понимаю, первосвященником вы, — ткнула она пальцем португальца в грудь, — не являетесь, правда? Так что держите себя в руках!

Томаш изобразил обиженного щенка и повернулся, чтобы идти к себе, но не удержался от еще одной просьбы.

— Наденьте что-нибудь красивое. И sexy…

Итальянка с выражением оскорбленной невинности произнесла:

— Вот дурачок!

И хлопнула дверью.