Опять смешок, только теперь звонкий.

— Видишь эту шпагу?

— Слишком хорошо вижу. Вы не могли бы отодвинуть ее чуть подальше? Совсем чуть-чуть…

— Ей две тысячи лет, — прошептал незнакомец угрожающе. — Мои дале-е-кие предки пользовали ее в праздник Йом Киппур, а потом брали с собой на битвы с языческими легионами. — Он замолчал на секунду и продолжил, понизив тон. — А сейчас я воспользуюсь ею, чтобы спасти свой народ. И ты, несчастное, вставшее на неверный путь существо, станешь жертвенным агнцем. Сам Господь мне тебя принес, чтобы я мог искупить вину своего народа.

Еще не закончив последней фразы, мститель, по-видимому, перехватил как-то шпагу, так как ее положение перед глазами историка изменилось, и он понял, что для сопротивления у него есть только пара секунд.

— Караул! — закричал он, как только мог, дернувшись всем телом. На какие-то доли секунды незнакомец потерял от неожиданности контроль, и португалец ощутил, что хватка ослабела. Он попытался добиться большего, сделав усилие освободить хоть какую-то конечность. Однако разбойник уже был, как говорится, на коне, прижав жертву к полу еще сильнее.

— Умри, несчастный!

Он пристроил шпагу к горлу Томаша и надавил. Лезвие резануло шею сбоку, рядом с венами, и португалец титаническим усилием смог вырвать правую руку, схватив ею шпагу. Невзирая на боль, он отодвинул шпагу.

— Пусти же!

Разбойник, похоже, снова растерялся от такого напора жертвы. Португалец успел заметить краешком глаза, что по руке течет кровь, и сразу ощутил, как ему больно. Но лучше эта боль, чем отрезанная голова. Агрессор тем временем сумел ловким движением обездвижить правую руку жертвы, перехватил свой кривой клинок, приставив его опять к шее Томаша. Не торопясь, буквально растягивая удовольствие, он стал подрезать кожу. Португалец понял, что все пропало. Каким-то немыслимым последним усилием он чуть вывернул теперь уже левую руку и стукнул противника в бок. Незнакомец охнул, но хватку не ослабил.

— Передавай привет дьяволу! — и надавил на лезвие сильнее.

XL

Первый толчок потряс дверь, но она не сдалась. Второй был еще сильнее, судя по грохоту, однако и тут дверь устояла, сопротивляясь всеми своими затворами.

— Откройте! Полиция! — раздалось из-за двери.

Сикариусу, лежавшему на жертве, пришлось прервать хирургическое вмешательство. Лезвие было в свежей яркой крови, и он отточенным жестом, как будто тренировал его долгие годы, мгновенно вытер шпагу о брюки Томаша, оставив на них алые полосы. Поняв, что в ближайшие секунды дверь будет взломана, он встал на ноги. Раздался выстрел.

Разбойник подбежал к балкону уже под звуки второго выстрела, оглядываться не стал, успев сообразить, что дверь сдалась и следующей целью полиции станет он сам.

— Стой! Не двигаться! — услышал он позади себя женский голос и решительно прыгнул с балкона в кусты, украшавшие милый садик вокруг отеля. Пуля третьего выстрела просвистела над головой, но спасительная тьма уже скрыла его от всех глаз.

Пробившаяся в номер с пистолетом наперевес Валентина не знала, что делать: с одной стороны, обязана была преследовать преступника, а с другой — на полу лежало тело историка.

— Томаш?! Томаш?! — окликнула она португальца, но тот не отзывался. Инспектор готова была и сама рухнуть без сил от отчаяния: «Неужели пришла на помощь слишком поздно?» От ужаса возможной потери ноги подкашивались. Она подбежала к телу и наклонилась. Всюду была кровь, много крови, как на бойне.

— Ах, Боже ж ты мой! — вскричала она, не зная, что делать.