— Он говорил с вами?

— Называл меня агнцем и сообщил, что я был ему дан для жертвоприношения во имя искупления, — на какой-то миг португалец задумался, вспоминая недавние события. — Был еще любопытный момент. У него ритуальная шпага — такой кривой клинок. Он сказал, что еще его далекие предки пользовали это оружие для жертвоприношений на Йом Киппур и в битвах с легионерами-язычниками.

— Легионерами-язычниками? — удивился инспектор. — Это прямое указание на грандиозное восстание, случившееся две тысячи лет тому. В результате его Иерусалим был разрушен, а евреи изгнаны из Святой Земли.

— Именно так. А знаете, какая из иудейских группировок была самой активной в тех событиях? Знаете?

Гроссман прищурил глаза.

— Сикарии.

В комнате стало тихо: оба задумались над возможными последствиями только что сделанного вывода. Пауза была прервана прибытием двух мужчин в белых халатах с носилками. Они даже запыхались, торопясь выполнить свою миссию.

— Где покойник? — спросили они перво-наперво.

Гроссман улыбнулся и показал на Томаша.

— Вот он. Не удивляйтесь: во-первых, мы в Иерусалиме, а во-вторых, он добрый христианин, вот и воскрес!

Гости, как показалось, даже расстроились от того, что напрасно так спешили, но, присмотревшись к потенциальному покойнику, увидели раны на шее и руке и сразу оживились. Все-таки визит имел смысл.

— Это надо тщательно осмотреть, — заявил один из «белохалатников», по-видимому, главный. — Мы отвезем раненого в больницу. Пойдемте с нами!

Он взял Томаша за руку, но тот решительно выдернул ее.

— Не спешите! Минуточку!

— Куда вы пошли? Скорая ждет у отеля, — удивился один из медиков.

Историк же направился к тумбочке у изголовья и взял лист бумаги, лежавший под ночником. Взглянув на него, он подошел ближе к Арни Гроссману.

— Головорез оставил нам следующее послание.

Израильтянин взял листок и прочитал шараду, начертанную черными чернилами.

— «Veritatem dies aperit»? — он с недоумением взглянул на собеседника. — Что это, черт возьми, значит?

— Это латынь.

— Об этом я догадался! А как это переводится?

Доктора опять взяли Томаша за локоток и повели к двери. На сей раз он не оказал сопротивления. Но прежде чем выпасть из поля зрения Гроссмана, который ждал ответа, сказал философски:

— Истину выявляет время.

XLI

Ha экране телевизора актеры мастерски изображали вечную мелодраму с бразильским акцентом: местный израильский канал показывал очередной бразильский сериал. И Томаш, лежа на койке больницы «Bikur Holim» со щедро перебинтованными шеей и рукой, не без интереса следил за диалогом тропических красавиц на пляже Ипанемы. Титры на иврите нисколько этому не мешали.

Сеанс «бразилотерапии» был прерван визитом Валентины и Гроссмана.

— Как себя чувствует наш ягненок? К закланию готов ли? — пошутила первым делом итальянка.

Достойный ответ не заставил себя долго ждать.

— Может, и ягненок, но в ощипанном виде был не я, а вы, — намекнул португалец на недавнюю сцену в номере отеля.

Валентина сделала вид, что надула губки.

— Ну, вот! Уже и пошутить нельзя.

Господин инспектор израильской полиции только понимающе хмыкнул и перешел к делу.

— Как я и предполагал, поймать разбойника не удалось. Прочесали весь квартал, но ни следа не оставил, — он заглянул по обыкновению в свой блокнот.