— Прошу прощения. Это мой сотовый, — он виновато улыбнулся.

Инспектор ответил, потом сказал пару фраз по-болгарски, а через минуту уже подзывал официанта к столу, чтобы расплатиться.

— Нам пора. Вдова профессора Варфоломеева только что вернулась с Черноморского побережья, где отдыхала. Надо ехать в Старият Град, чтобы поговорить с ней.

Томаш и Валентина поднялись из-за стола.

— Ну, конечно!

Пичуров повернулся к итальянской коллеге.

— А еще мне передали из офиса, что ваши работники в Риме и их ирландские коллеги прислали какие-то важные документы с пометкой «срочно» и лично для вас.

— Какие документы?

— Кажется, речь идет об информации, чем занимались в последний год жертвы, римская и дублинская. Вы это заказывали?

— Было дело. А где эти документы?

— Я попросил подвезти их в Старый город.

Они покинули эспланаду и пошли по улице Главната туда, где болгарин смог припарковать свою служебную машину. Утро постепенно дозрело до чудного погожего дня, солнышко разливалось по всей ширине улицы для пешеходов, а слух их ублажало по-балкански мелодичное пение птиц.

Следователь нес досье недавно открывшегося дела в одной руке, а вторая была занята пластиковым файлом с третьей головоломкой. Итальянка жестом попросила дать ей файл и, идя рядом с Томашем, стала показывать ему на знаки, начирканные убийцей.

— Мы уже поняли, что символы в центре и справа — это тета и сигма из греческого алфавита, и они отсылают нас к проблеме обожествления Иисуса, — подытожила она, — но я так и не поняла смысла вот этой якобы лилии слева. Вы говорите, что в данном контексте она символизирует Святую Троицу?

— Так оно и есть.

— Извините, но как можно сюда пристроить Святую Троицу? К чему убийце намекать на нее?

Томаш взял рисунок из рук Валентины.

— Потому что Святая Троица тесно связана с проблемой придания Иисусу божественного статуса.

— Каким же образом?

Историк задумчиво смотрел под ноги, пока они прогулочным шагом спускались по Главной улице.

— Значит, так. В тот самый день 95 года, когда появилось Евангелие от Иоанна, где утверждалось, что Иисус — это Бог, возникла и серьезнейшая богословская проблема. Прежде всего скажите: если Бог — это Бог, а Иисус — тоже Бог, то сколько же у нас Богов?

Шедший перед ними Пичуров обернулся:

— По моим подсчетам, два.

— А не говорит ли нам Священное Писание, что Бог один? — ученый потряс своим экземпляром Библии. — Как же сочетаются тезис о монотеизме с приданием Иисусу статуса Господа? А потом вот еще что: если Иисус — Бог, значит, он не человеческое существо?

— Конечно же, он — человек! — запротестовала итальянка. — Умерший на кресте, помните?

— А если он — человек, значит — не Бог?

— Почему же… и Бог, — Валентина была явно сбита с толку.

— Нет-нет, выбирайте: Человек или Бог?

— Наполовину одно, наполовину — другое.

На лице Томаша возникло уже знакомое скептическое выражение.

— Хм… все это как-то сомнительно выглядит, вам не кажется? И именно этот вопрос разделил последователей Иисуса. Одна группа, эбиониты, склонялась к тому, что разговоры о божественности — это глупость, так как Иисус не был никаким Богом, а был просто человеком, избранным Господом за особо уважительное отношение к еврейскому закону, и не более того.