А прочие группы стали обожествлять Иисуса, как если бы он был Богом. Так называемые докеты полагали, что Иисус был исключительно божественным существом, только лишь казавшимся человеком. Он не чувствовал ни голода, ни холода, и кровь у него не такая, как у простых смертных, а его телесные страдания — всего лишь видимость. Они настаивали на том, что было два Бога — еврейский и Иисус, причем последний — самый важный. И еще были гностики, полагавшие, что существует много богов, а Иисус — лишь один из них, зато принадлежавший к более высокой божественной расе, нежели еврейский Бог. Они считали, что Иисус — просто человек, тело которого временно занято Богом по имени Христос. Он вселился в Иисусово тело в момент крещения, и, вероятно, по этой причине Господь сказал: «Ты Сын Мой Возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!» А покинул тело Христос, когда Иисус был прибит гвоздями к кресту. Вот почему он, Иисус, и жаловался: «Боже мой, Боже мой! зачем ты оставил меня?
— Как все запутанно! — заметила Валентина.
— Римские же христиане, ставшие затем ортодоксами, выбрали срединную позицию, утверждая, что Иисус был одновременно и Богом, и человеком.
— Поистине Соломоново решение, — констатировал, улыбнувшись, Пичуров. — Наполовину — Бог, наполовину — человек.
— Нет-нет! — поправил его Томаш. — Чтобы отделить себя от гностиков и установить, что Иисус и Христос — одна и та же сущность, римские христиане говорили, что Иисус был одновременно и Богом, и человеком. А чтобы отмежеваться от эбионитов, утверждали, что он на сто процентов Бог. Для размежевания с докетами им достаточно было подчеркивать, что он — стопроцентный человек, то есть Иисус одновременно на все сто и человек, и Бог.
Болгарский полицейский замотал головой, отказываясь принимать подобный абсурд.
— Сто процентов и там, и там? Но это же невозможно!
— Куда деваться — так было решено. Кроме того, ортодоксы постановили, что Бог-Отец был сущностью, отличной от Бога-Сына, но оба являют собой Бога.
Инспектор Пичуров даже остановился посреди улицы, чтобы выразить свое недопонимание.
— И все же получается — два Бога.
— Нет, он один. Бог-Отец и Бог-Сын.
Собеседники никак не могли согласиться.
— Но… это же дает в сумме два.
— Ничуть не бывало, — улыбнулся Томаш и, изобразив жестами и мимикой нечто вроде: что делать, но такова правда жизни, продолжил. — По мнению Церкви, Бог-Отец и Бог-Сын сущности разные, которые в сумме образуют единого Бога.
— Подождите, подождите, — не сдавался болгарин, пытаясь упорядочить только что услышанное. — Согласно Церкви Иисус — Бог?
— Да.
— И Бог-Отец — Бог?
— Естественно!
— Иисус — Бог-Отец?
— Нет.
— Значит, налицо два Бога! Бог-Отец и Бог-Сын!
— Никак нет. Как говорит Церковь, оба суть разные, Иисус садится по правую руку от Отца, но оба образуют Бога. Бог один — и точка.
Валентина нахмурила брови.
— Что ж, логики тут действительно немного. Уверена, что эта идея была позднее оформлена в нечто более логичное…
— Насчет логики — не знаю, но Церкви надоел весь этот бедлам, и она добавила к двум еще и третью составляющую. Так, в стихе 14:16 Евангелия от Иоанна Иисус представляет Дух Святой как «другого Утешителя, да пребудет с вами вовек», когда он, Иисус, вернется на небо. Церковь сочла уместным учредить это эфемерное новообразование, чтобы дополнить понятие «Бог». |