И вот встреча произошла. Передо мной – Славка Ромин, человек, которого мне довелось учить трудному сыщицкому мастерству.

– Здорово, Славик, – изобразил я приветливую улыбку, скрывающую царапающую душу обиду и горечь. – Третий этаж, кабинет – в конце коридора. Проводить, сам понимаешь, не могу – служба.

– Не волнуйся – за тебя подежурят, – кивнул он на застекленную конторку милиционеру в форме. – Не мне говорить, не тебе слушать – без свидетелей не обойтись, а ты сейчас – главный и единственный… Пошли.

Пришлось подчиниться. Славик прав.

Сопровождающие Ромина ребята со следственными чемоданчиками набились в лифт, мы с ним медленно пошли по лестнице.

– Почему не сообщил об освобождении? Что за дурацкая идея пойти работать сторожем? – бурчал Славка, взяв меня под руку. Будто боялся – сбегу. – Подыскали бы тебе более подходящую работенку в какой нибудь коммерческой фирме. Сейчас опытные сыщики – на вес золота…

Я больше помалкивал. В гробу видел всяческие дельцов, выкачивающих, на подобии насоса, деньги из карманов нищих соотечественников. Охранять их? Перебьются, лучше сидеть дежурным в остекленной конторке либо следить за пожароопасными помещениями.

– Стыдишься? – продолжал поучать несмышленыша Ромин. – Интеллигент несчастный, жидкая каша размазня. Все ведь знают – уверены: тебя подставили, а ты отращиваешь обиду, словно волосы на голове… Подавать на реабилитацию не собираешься?

– Зачем? Свое отсидел от звонка до звонка, буду заново строить жизнь…

– Заново, говоришь, глупец? Ничего у тебе, Костя, не получится, как бы не вертелся – сыщик, от этого тебе не уйти, как бы не старался…

Ковыряется на подобии неумелого хирурга в открытой ране! Я и сам знаю – не выбросить из себя десять лет работы в угрозыске, не переквалифицироваться ни в дворники, ни в сторожа. Но что делать, если возвращение в милицию прочно перекрыто идиотским шлагбаумом, выкрашенным в похоронно черный цвет? Кто решится брать на службу, пусть даже не восстанавливая звание, отбывшего срок преступника?

– Подумаешь, сыщик! – воскликнул я преувеличенно бодрым голосом. – Ни нормального отдыха, ни личной жизни. Здесь отработал законные восемь часов – хоть на голове ходи, хоть напивайся до полного одурения. Никто не вызовет, не пошлет на поиски пропавшего мальца либо престарелого деда. Да и получаю я в Росбетоне побольше, чем ты… Скажешь, не так?

Славка не стал доказывать или опровергать – сожалеюще вздохнул. Дескать, как сказано в одном из фильмов: если ты дурак, то это надолго. Разве дело в зарплате, какой бы мизерной она не была?

Слава Богу – третий этаж! Тягостный для меня разговор поневоле прекратился. По коридору мы с Роминым шли молча: он внутренне готовясь к расследованию убийства, я переваривая услышанное и откровенно завидуя Славке. Расследовать преступления это вам не посиживать в застекленной конторке, вдумчиво ковыряя в носу, с каким наслаждением я поменялся бы с тем же Роминым местами: его – в пожарно сторожевую, себя – в угрозыск.

Ребята занимались привычным делом: осматривали кабинет, что то измеряли, фотографировали, снимали отпечатки пальцев с дверной ручки, с поверхности стола, ползали по полу, отыскивая возможные следы. Короче – работали. Точно так же, как когда то работал я.

Мертвый хозяин кабинета сидел в прежней позе, выпятив рукоять всаженного в грудь ножа. На него не обращади внимания, только старались не задеть, чтобы не изменить позы.