– Третий раз звоню, никто не знает, где ты и чем занимаешься. В обсерваторию отлучался, что ли?
– Такая уж работа, – в свою очередь запустил Славка длинющую иголку. – Кажется, ты успел позабыть… Когда повидаемся? – переключился он на деловой разговор.
– Сегодня не получится. Давай завтра? Вызовешь на очередной допрос свидетелей, в том числе меня. Тогда и определимся… Только не вечером, желательно, часов в двенадцать… Я ведь тоже живой человек – отдохнуть после бессонных суток не помешает…
– Добро. Заметано…
С сожалением поглядев на расстеленнную постель и с завистью – на посапывающую подружку, я натянул на себя одежду, сформовал парочку бутербродов с колбасой и отправился на работу. Когда освобожусь – неизвестно, а портить и без того испорченный желудок – обрекать себя на очередной приступ злющей язвы.
5
Возле будочки, придирчиво оглядывая машины и пешеходов, прогуливается дед Ефим, ночной сторож. Вредный и в»едливый до омерзения. Работал на бывшем ЖБИ 1 мастером смены, вышел на отдых, теперь подрабатывает сторожем, подпитывает скудную пенсию такой же скудной заработной платой.
По – моему, Пантелеймонов взял старика на столь «ответственную» должность по причине вредности. Дед Ефим не просто проверяет накладные выезжающих водителей – кажется, обнюхивает кузов, долго пересчитывает те же фундаментные блоки, тычет в них полусогнутым, заскорузлым пальцем. Водители негодуют, матерятся, размахивают руками – никакого внимания.
А уж ночью без пропуска никто на территорию не проникнет. Рядом с аппаратом внутренней связи в будке имеется неприметная кнопка, стоит только нажать – в отделении милиции грохочет тревожный сигнал. Через несколько минут у ворот тормозит патрульная машина.
Как правило, дед Ефим выбирает для своего дежурства ночные смены, поговаривают, что днями возится на огороде или занимается разглядыванием спичечных коробков, которые коллекционирует.
По долгу службы я знал: дед в прошлую ночь тоже дежурил, зарабатывал три дня отдыха, которые намеревался провести на садовом участке.
– Здорово, Ефим Сидорович, – протянул я руку сторожу. – Как служба?
Старик изобразил на морщинистом лице нечто подобное приветливой улыбки. Как не говори, начальство здоровается, не свой брат пенсионер, без подхалимажа нынче, как и в прошлые времена, не проживешь.
– Служба она и есть служба, Константин Сергеевич. А вы, гляжу, порешили вторые сутки провести без сна. Непорядок. Здоровьишко ни за какие деньжища не купишь, его беречь и укреплять следует.
– Вы ведь тоже дежурили вчерашнюю ночь…
– Я что – старик, мне беречь нечего, пора играть отходную…
Ишь ты, старик! На днях, к вечеру, водитель КАМАЗа попытался вывезти парочку, не указанных в накладной, железобетонных столбов. Дед Ефим засек и потребовал разгрузить. В выражениях, далеких от дипломатии, граничащих с матерщиной. Шофер, естественно, полез на настырного служаку с кулаками. Дежурный не стал вызывать милицию – легонько толкнул здоровяка, подставил ножку и верзила, недоуменно хлопая глазами, грохнулся задом на бетонку.
Свидетели происшедшего столкновения зашлись в хохоте.
Вот тебе и «отходная»!
– Часов в десять вчера кто выходил за ворота?
Дед Ефим подтянулся, вспомнил, небось, старикан, армейскую службу, которую, по его заверениям, проходил в частях морской пехоты, на самом деле – в госбезопасности. По причине крайней непопулярности этой организации он и «переквалифицировался» в десантника.
– Сейчас доложу!
Дедок заскочил в будочку, вышел с блокнотом в руке. Таким же, как и его хозяин, старым и потрепанным. |