Возьму сейчас и грохнусь навзничь

         и голову вымозжу каменным Невским!

         Вот я богохулил.

         Орал, что бога нет,

         а бог такую из пекловых глубин,

         что перед ней гора заволнуется и дрогнет,

         вывел и велел:

         люби!

         Бог доволен.

         Под небом в круче

         измученный человек одичал и вымер.

         Бог потирает ладони ручек.

         Думает бог:

         погоди, Владимир!

         Это ему, ему же,

         чтоб не догадался, кто ты,

         выдумалось дать тебе настоящего мужа

         и на рояль положить человечьи ноты.

         Если вдруг подкрасться к двери спаленной,

         перекрестить над вами стёганье одеялово,

         знаю —

         запахнет шерстью па?ленной,

         и серой издымится мясо дьявола.

         А я вместо этого до утра раннего

         в ужасе, что тебя любить увели,

         метался

         и крики в строчки выгранивал,

         уже наполовину сумасшедший ювелир.

         В карты б играть!

         В вино

         выполоскать горло сердцу изоханному.

         Не надо тебя!

         Не хочу!

         Все равно

         я знаю,

         я скоро сдохну.

         Если правда, что есть ты,

         боже,

         боже мой,

         если звезд ковер тобою выткан,

         если этой боли,

         ежедневно множимой,

         тобой ниспослана, господи, пытка,

         судейскую цепь надень.

         Жди моего визита.

         Я аккуратный,

         не замедлю ни на день.

         Слушай,

         Всевышний инквизитор!

         Рот зажму.