Осень давала некоторую передышку. Бабье лето в той местности всегда было теплым, солнечным, радостным, настоящим. Неделя, максимум полторы, счастья. Все выходили гулять. Ходили к чахлой речушке, скорее, грязному ручейку, со смешным названием Рака, которую, конечно же, переименовали в понятное «раком». Двусмысленных шуточек на эту тему хватало. Мы смеялись даже им. Я не любила гулять, до сих пор не люблю. Идешь и понимаешь, что знаешь абсолютно всех. Ни одного незнакомого лица. Нужно остановиться, обменяться приветствием. Несуразная, глупая и бессмысленная попытка вести светскую жизнь в условиях, когда от обычной хочется в этом грязном ручье утопиться. Но вежливо раскланивались, кивали. Наряжались специально на эти променады. Абсурд, который позволял сохранить рассудок. Пусть не совсем здравый. Там можно было выжить, не уйти в черную депрессию, не пустить себе пулю в висок из табельного оружия мужа, только благодаря этим условностям. Духи завезли – значит, нужно покупать. Водолазки вошли в моду – значит, надо купить и носить. Пикник организовывают – как не пойти, приглашали ведь. Обидятся, если не придем. День рождения отметить – не поймут, если не накроешь стол и не позовешь.

Осенью устраивались самые грандиозные пьянки. Бабье лето каждый год приносило двух-трех утопленников, хотя уж как им удавалось захлебнуться в речушке, в которой глубина по колено? Кому предназначено, тот и в чашке с водой утонет – так все считали.

Это страшно на самом деле. Когда все чувства, эмоции зависят не от тебя. Когда перестаешь реагировать на смерти, болезни, трагедии. Они случались каждый день – с твоими друзьями, соседями, знакомыми. К ним тоже привыкаешь быстро, слишком быстро.

В поселке, как я уже говорила, устраивали праздник по любому поводу, считая это законным основанием напиться до беспамятства. Хотя в обычные дни поводов не требовалось – и так напивались чуть ли не каждый вечер. Я только потом вдруг вспомнила, какой праздник ни разу не отмечали в гарнизоне – свадьбу. Дни рождения, юбилеи, поминки, девять дней, сороковины, рождение сына, дочери – все было, кроме свадеб. Страстные романы, случайные интрижки, адюльтеры случались. Но ни одна влюбленность, ни одна связь не имела логического завершения, кроме внеплановой и неожиданной беременности. Но даже это не вело молодых и не очень людей, свободных и не свободных, дальше – в загс, создавать новую ячейку общества. Место было будто проклято, не давая возможности людям прорасти там корнями. Строить дом, растить детей, сажать дерево. Да и деревья там не приживались, сколько ни пытались устроить, пусть чахлую, аллейку. Бедный полковник Протасов, пытавшийся возделывать огород, как только ни бился, какие удобрения ни сыпал, как ни заставлял солдат перекапывать грядки, не смог даже чахлый картофельный кустик вырастить. Ничего не приживалось – ни морковка, ни редиска. Даже грядка с зеленью – петрушкой, укропом – и та выдавала чахлый нервный росток, который загнивал под ливнем или засыхал от жары.

Так о чем я? О другом взгляде. Иногда ты сам себя не видишь, перестаешь даже в зеркало смотреться за ненадобностью. А что там разглядывать? Скорбные морщины-борозды? Седину в тридцать лет? Потухший взгляд? Я никогда не любила фотографироваться. Я себе не нравилась. Красавицей меня сложно было назвать даже в молодости. Как вежливо говорили тогда, «в вас нужно всмотреться». Только твой отец в меня не всматривался и не собирался. Он сразу понял, что я никуда от него не денусь. Буду всю жизнь ему тапочки в зубах подносить, как верная собака. Стану хорошей и, главное, послушной женой. Буду рожать столько, сколько он позволит.