|
О своих опухших пальцах – я хотела надеть кольцо, которое мне твой отец подарил, дорогое, золотое, но оно не налезло ни на один палец. Как не могла признаться, что стесняюсь ногтей, подстриженных под корень, без всякого лака, хотя остальные женщины позаботились о маникюре, все сверкали розовым перламутром. Да я не только этому странному мальчику не могла об этом рассказать, а вообще никому. Подруг у меня не было, не завела, не смогла. Точнее, не захотела становиться такими, как они – мыться в бане как ни в чем не бывало, сплетничать, рассказывать о проблемах в семье. У меня была ты, и этого оказалось достаточно для счастья. Все, что наболело на душе, я могла тебе рассказать, когда укачивала. Или про себя проговорить. Да и не понял бы меня никто. Степа руку на меня ни разу не поднял, помогал во всем, ни в чем не отказывал. Он считался идеальным мужем, мне все завидовали. Да и я себе тогда завидовала.
И вдруг этот мальчик, странный, ненормальный, удивительный, меня увидел так, как никто. Твой отец уничтожил все те фотографии. Сейчас думаю, почему я ему позволила? Почему не сохранила хотя бы одно фото? Миша… как он это увидел, почувствовал в своем столь юном возрасте: тоску и усталость, боль, тревогу, скорбь по своей жизни, про которую я, казалось, все уже понимала. Знала, что будет дальше – ничего. Один бесконечный день, серый и безрадостный. Да, без потрясений и трагедий, но и без ярких эмоций, без событий, которые хочется запомнить и вспоминать на старости лет. Без любви и страсти. Без всех тех эмоций, ради которых и хочется жить. Миша во мне это почувствовал и передал, сделав всего несколько кадров. Наверное, они были своего рода шедеврами, раз Степан захотел их уничтожить. Твой отец увидел только одно – я была красивой. Необычной, вдруг яркой красотой. Дерзкой, сильной, безрассудной. С фотографии на него смотрела не затурканная жена, не мать его ребенка, а незнакомая красивая женщина, которую он никогда не знал. И даже не мог предположить, что кто-то увидит его жену такой – женщиной, вызывающей желание и страсть. Больше никто и никогда не смотрел на меня так, как тот мальчик. Я следила за его жизнью. Миша стал известным режиссером. Мне хотелось с ним встретиться, когда-нибудь. Вряд ли он бы меня узнал… Но он мне подарил меня. Тогда я поняла, что могу быть сильной, другой. Только поэтому терпела все эти годы. Ради тебя. – Почему ты не отговорила меня выходить замуж за Виталика? – спросила Лена. – Я думала, ты его любишь. Хотела, чтобы ты вышла замуж за любимого человека, – пожала плечами мать. – Лучше бы я вышла замуж за Леху, как хотели папа и дядя Андрей. Ты помнишь, они нас чуть ли не с пеленок сосватали? – рассмеялась Лена. – Да уж, как не помнить, – улыбнулась мать. – Сын и дочь лучших друзей. – Леха был, кстати, не против. Ему вообще было все равно, на ком жениться, – заметила Лена. – Зато я сейчас была бы замужем, с тремя детьми и ни о чем не беспокоилась. Как его тупая Нюсечка. Тьфу, аж противно. Она ведь счастлива, понимаешь? Идиотическое чувство. Я даже не знала, что такое возможно, пока не познакомилась с Нюсечкой. Господи, послал же ей бог полное отсутствие мозгов. Пустую черепную коробку. – Ты давно у них была в гостях? – спросила мать. – Давно. Леха зовет все время, но я не могу себя заставить. Нюсечка его только про своих детей и говорит. Слова не дает вставить. И смотрит на меня с такой жалостью, будто я и Лерик – больные и нас надо жалеть и терпеть. – Не преувеличивай. Ты для Лехи как сестра, сама знаешь. – Вот поэтому я и не могла за него замуж выйти. Хотя сейчас согласилась бы, не думая. Ради такого тупого спокойствия и уверенности, какие есть у Нюсечки. Она на двести процентов уверена, что Леха от нее никуда не денется. |
