В следующий миг на плечо Рейберта легли тонкие женские пальцы, мягко отодвинули мужчину в сторону, и из за Рейберта выглянула дама, которую Железный не мог не узнать.

Несмотря на раздражение от вынужденного спора, Эмрис опять улыбнулся, когда увидел, как незнакомка приближается к нему.

– Только яиц, – пригвоздил звонкий, но достаточно невысокий голос.

Эмрис потерял чувство реальности на несколько мгновений.

«Только яиц». Самая последняя фраза, которую он ожидал услышать первой из уст этой женщины. Это нормально для местного общества? Чтобы леди так выражались? Или только ей можно так выражаться? И кому именно – ей?

В пару шагов женщина приблизилась, и в нос Железному прокрался теплый, окутывающий запах карамели и соли.

Эмрис повернулся к леди целиком, всем телом, и не скрываясь уставился. Наклон головы, взгляд и осанка отличали эту женщину от обвешанных золотом местных «светил» так же, как отличаются изумруды и рубины от крашеных стекляшек. Она обладала высоким ростом, достигая Эмрису подбородка или около того. Когда она приблизилась, ее чистое открытое лицо, сплошь из аристократических черт, обратилось к нему, а губы – не тонкие и не слишком пухлые – изогнулись в приветливой улыбке. Густые, как леса доставшегося ему Редвуда, волосы, каштановые с золотым, в отличие от замысловатых причесок других дам свивались в пышную косу. Та лежала у женщины на левом плече, свисая чуть ниже груди. Вплетенная в нее золотая нить с крупными жемчужинами и изумрудами затейливой огранки стоила – Эмрис мог дать на отсечение голову – дороже массивных побрякушек прочих гостий вечера. Точно такая же золотая нить служила подпояской светлому платью с редкой аккуратной вышивкой красивого травянистого цвета. Вырез повторял линию изящных ключиц, включая небольшой угол вниз – достаточный, чтобы подчеркнуть разворот прямых плеч, но недостаточный, чтобы оголить даже ложбинку между грудей.

Леди напоминала Эмрису искусно выделанную скульптуру, не только тем, что была величаво прекрасна, но прежде всего тем, что по облику женщины невозможно было угадать ее возраст. Да, конечно, «молодая женщина» подходило ей идеально, но насколько именно «молодая»? Было ли ей двадцать или тридцать два?

Да что там возраст, вздохнул Эмрис в душе, он даже имени ее не знал!

Раздумывая над личностью незнакомки, вот уже второй раз пришедшей на выручку, Эмрис не сразу обратил внимание на ее глаза. Насыщенные, как настоянный в дубовых бочках ром, они были карими, однако левый зрачок с нижнего внешнего края зеленился полумесяцем. Совсем как вязовый лист.

Железный почти уловил ощущение подвоха, почти успел поймать его среди прочих несущихся мыслей, когда четверо ублюдков, осаждавших его прежде, начали вразнобой кланяться.

Леди, не глядя, протянула в сторону руку – жестом, безоговорочно требующим и безусловно уверенным, что прямо сейчас он, Эмрис, не знакомый с этим как следует, сориентируется и сделает все как надо. Железный раскрыл ладонь, по которой тут же скользнули длинные пальчики. Прикосновение походило на прохладную мягкость бальзама, коснувшегося разгоряченной раны.

Ее светлая кожа выделялась на фоне его, огрубевшей и темной от многочисленных маршей под солнцем, как свежие сливки.

– Ва… ваша светлость. – Один из индюков подал голос и кашлянул, явно не в силах проглотить оскорбление. Вполне заслуженное, на вкус Эмриса. – Простите, я не совсем понял, что вы имеете в вид…

– Я сказала, что вам, лорд Ворнли, не хватает яиц. Вы поддеваете лорда Редвуда, – подчеркнула леди, – тем что он не ровня здесь присутствующим. Тычете его в это носом. – Она снова смотрела на четверых, и ее взгляд пронзал, как стилет, всаженный в человеческую плоть твердой рукой наемника.