— Вы имеете в виду нечто вроде того, что вы уже сделали, рассказав о подделках в тетрадках?

Краска медленно залила лицо Брэйда.

— Да. Подобное. Только это правда, и я честно полагал, что она подтверждает самоубийство. Но вы не сможете добиться от меня ничего такого, что свидетельствовало бы о моей вине, потому что я не виновен. Я не возражаю против того, что вы подозреваете меня, — это ваша работа. Но я возражаю, когда вы пытаетесь заполучить от меня доказательства подобным образом.

Неожиданно на округлом лице детектива появилось крайне серьезное выражение:

— Профессор, не понимайте меня неправильно! Я мог бы, конечно, попытаться одурачить вас. Это тоже часть моей работы. Но я ведь этого не делаю. Я на вашей стороне, проф! И скажу, почему. Если бы вы убили парнишку, то сделали бы это лишь для того, чтобы спасти свою собственную репутацию башковитого человека, так? Но такое мог сделать человек особого сорта — этакий, знаете, кичащийся своими мозгами. Такой парень, для которого самое главное, чтобы другие его считали умником, даже если ему придется бросить людям их невежество в физиономию и размазать его по ней… Я говорил с вами в четверг вечером, профессор. Вы химик, а я ничего не смыслю в химии. Вам пришлось объяснять мне много всякой всячины. И вы сделали это так, чтобы я не считал себя слабоумным за то, что не способен с первого слова понять вещи, которым вам пришлось учиться двадцать лет. Парень, который может говорить с таким невеждой, как я, и не ощущать потребности заставить собеседника почувствовать свое невежество, — это не тот сорт человека, который может совершить убийство, чтобы люди не узнали, что и он не самый большой умник на свете.

— Благодарю вас, — сказал Брэйд.

— И я вас также.

Доуни встал и медленно пошел к двери.

— И все-таки я и люди — это нечто вроде того, как вы и химикалии. Я оказываюсь прав в большинстве случаев. Но иногда я ошибаюсь. Ну что ж, не буду вам больше надоедать.

Он поднял руку в знак прощального приветствия.

ГЛАВА 14

Вечером, когда Брэйд невидящим взглядом вперился в телевизор, Дорис подсела к нему и спросила:

— Ты ни о чем не хочешь мне рассказать?

Брэйд медленно поднял на нее глаза. Она была несколько бледнее обычного, но казалась спокойной. Он не переставал удивляться, что Дорис обошла молчанием стычку у Литтлби, хотя можно было ожидать с ее стороны резких упреков в безрассудстве. Но она ничего не сказала ни тогда, ни сейчас.

Не пытаясь ничего смягчить, Брэйд рассказал Дорис о всех событиях этого дня — о Роберте, тетрадях Ральфа, разговоре с Доуни. Когда он закончил, Дорис спросила:

— Что же ты теперь будешь делать, Лу?

— Искать убийцу.

— Думаешь, удастся?

— Я должен найти.

— В четверг вечером ты уже предполагал все это, а я своим брюзжанием только мешала тебе. А теперь я так боюсь, Лу!

Брэйд рывком опустился на колени у ее кресла.

— Что ты, Дорис? Нам нечего бояться. Я ведь не убийца, ты знаешь!

— Знаю. — Это прозвучало совсем тихо, каким-то несвойственным ей приглушенным голосом.

— Но если они заподозрят тебя?

— Нет, этого я не боюсь!

Внезапно он понял, что эти слова не просто утешение: он и вправду не боится. Страх, который еще три ночи назад угнетал его, теперь притупился.

— Нам надо все это пережить каким-то образом, Дорис, и мы переживем.