Это был ее первый поцелуй, и на какой-то миг се пленили тепло и власть мужских губ.

Но потом, взбешенная его наглостью и собственной покорностью, она начала бороться, пытаясь высвободиться из его объятий.

— Как вы смеете? — воскликнула она, когда наконец его губы перестали держать ее пленницей. — Как вы смеете? Пустите меня!

— Шина… — умолял маркиз, и в то же мгновение рядом с ними раздался чей-то холодный голос:

— Прошу прощения, если прервал эту трогательную сцену.

Когда маркиз расслабил объятия, Шина предприняла последнюю попытку и высвободилась. Взъерошенная, с высоко вздымающейся от частого дыхания грудью, Шина повернулась и в лунном свете увидела хорошо знакомое выражение циничного презрения на лице герцога де Сальвуара.

«— Вам не известно, что такое приличия, сударь? — злобно спросил маркиз.

— Я всего лишь исполняю приказы, — ответил герцог; его голос показался Шине похожим на острый клинок рапиры. — Ваша королева, Мария Стюарт, спрашивала вас, госпожа Маккрэгган.

— Тогда я должна немедленно идти к ней, — сказала Шина.

— С вашего позволения, я провожу вас туда, где Ее Величество королева ждет вас, — церемонно предложил герцог.

Он повернулся на каблуках, лишь мельком взглянув на маркиза. Столь презрительный взгляд наверняка уничтожил бы любого, менее уверенного в своем положении человека.

Затем они с Шиной направились к входу в парк.

— Я не знаю, что вы обо мне подумали, — запинаясь, начала Шина. — Я… не договаривалась о встрече с маркизом. Я ушла от… от толпы… потому что…

— Нам нет необходимости объясняться с вами, мистрисс Маккрэгган, — ответил герцог своим циничным, бескомпромиссным тоном, не вполне вежливо прервав фразу Шины, и по какой-то необъяснимой причине ей вдруг захотелось расплакаться.

Как посмел маркиз вести себя таким неприличным образом? Однако, немного подумав, Шина пришла к выводу, что в этом была ее вина, потому что она ушла от всех. Видимо, во Франции женщине никогда нельзя оставаться одной, ведь если мужчина застанет ее без гувернантки, она тут же окажется во власти его непристойных желаний.

Пока они шли, Шина тайком — как ей казалось — привела в порядок волосы и все время чувствовала, что се губы горят от бесстыдных поцелуев маркиза, а ее щеки пылают от неистовства, с которым она пыталась вырваться из его объятий.

Они дошли до конца английского парка, и, к ее удивлению, герцог де Сальвуар повел се прямо во дворец. Она хотела спросить его, но решила, что не следует снова выслушивать его саркастические замечания. Она ужасно себя чувствовала, потому что он, наверно, считал се распутной и легкомысленной женщиной, поскольку вот уже во второй раз застал ее в объятиях незнакомого мужчины.

» Что я могла поделать?«— спрашивала она себя, прекрасно понимая, что ей не следовало гулять одной.

Герцог открыл маленькую дверь и пропустил ее вперед. Они зашагали по длинному коридору, и, к удивлению Шины, вместо того чтобы пойти наверх в королевские покои, де Сальвуар повернул ручку двери и отступил, чтобы дать ей возможность войти в маленькую, заставленную книгами комнату.

Ее пространство освещал серебряный канделябр, свет от которого падал на большой стол со стопкой документов. Возле стола стоял стул, еще два стула находились по обе стороны камина. В остальном в комнате почти не было никакой другой мебели. Шина заметила огромный портрет герцога, который висел над камином.

— Это мой кабинет, — сказал герцог, словно отвечая на ее вопрос. — Садитесь, пожалуйста.

Де Сальвуар показал на стул возле стола, сам же он сел с другой стороны и открыл сумку курьера.