Ева, в своем девственном величии, как любящее существо, оскорбленное жестоким словом, с нежною строгостию отвечает:

«Сын Земли и Неба, Властелин всей Земли! Я знаю, что есть у нас такой враг, что ищет он нашей гибели; ты сам говорил мне об этом, и я слышала слова Ангела, когда он уходил; я только что вернулась, когда закрывались цветы в ту вечернюю пору, и стояла позади в тенистом уголке. Но чтобы ты мог сомневаться в верности моей Богу или тебе, потому что есть враг, который может искусить ее, этого я не ожидала от тебя услышать. Насилия с его стороны ты не можешь бояться; мы не подвержены смерти, страданиям; ни то, ни другое не может нас коснуться, мы отразим их. Тебя, без сомнения, страшит его коварство: ты боишься, чтобы он хитрым обманом не обольстил меня, не поколебал моей любви и верности! О, Адам, как могли родиться в твоей душе подобные мысли? Как мог ты думать так дурно о той, которая так дорога тебе?»

Адам кротко успокаивает ее такими словами: «Дочь Бога и Человека, бессмертная Ева, я знаю, непорочна ты и невинна! Я советую тебе не удаляться от моих глаз не от недоверия к тебе, но для избежания самой попытки, замышленной нашим врагом. Обольститель, хотя бы и потерпел неудачу, всегда оставляет как бы тень бесчестия на том, кто подвергался его соблазну, как бы заставляя предполагать, что он не считал веру того достаточно твердою, чтобы устоять против искушения. Ты сама пришла бы в негодование и гнев, увидев намерение оскорбить тебя, хотя бы попытка и осталась бесплодной. Итак, не пойми превратно моей заботы охранить тебя от оскорбления, угрожающего тебе, если ты будешь одна. Как ни дерзок враг, едва ли посмеет он напасть на нас обоих вместе; если же и осмелится, то первое нападение сделает на меня. Не пренебрегай его коварством и злобой: хитер должен быть тот, кто сумел соблазнить Ангелов. Не считай также излишнею мою помощь: твои взоры возбуждают все мои душевные силы; в твоем присутствии я становлюсь мудрее, бдительнее, сильнее, даже телесная сила увеличилась бы во мне, если б то было нужно. Стыд быть побежденным или униженным в твоих глазах придал бы мне непобедимое мужество. Отчего же ты в моем присутствии не испытываешь того же чувства и не хочешь, чтобы твоя добродетель подвергнулась испытанию при мне, лучшем свидетеле твоей победы?» Так говорил Адам, исполненный супружеской любви и семейной заботы; но Ева подумала, что он сомневается в ее искренней вере; опять нежным голосом она возражает:

«Если нам назначено жить в тесном пространстве, где нам всегда угрожает враг хитростью или насилием, и не дано одинаковой силы обороняться против него, если бы он встретил нас порознь, можем ли мы быть счастливы в вечном страхе несчастья? Однако несчастье не есть еще предшествие греха: если враг осмелится соблазнять нас, добродетель наша будет оскорблена, это правда, его сомнением в ней, но бесчестие от этого оскорбления падет не на нас, а на него самого: зачем же нам избегать его или бояться? Напротив, мы заслужим вдвое более чести, поборов его козни, и приобретем душевный мир и милость Неба, свидетеля этого дела. И что такое верность, любовь, добродетель, если они не подвергались испытанию, никогда не выдерживали борьбы без посторонней помощи? Не будем напрасно обвинять премудрого Творца, будто Он дал нам такое несовершенное счастье, которое не одинаково ограждено от опасности – вместе мы или порознь. Если так, непрочно же наше счастье! То Эдем, подвергнутый таким опасностям, не был бы для нас Эдемом».

На это Адам отвечает ей с жаром: «О, Женщина! Все прекрасно так, как определила тому быть Всевышняя воля; из творческой руки Создателя не вышло ничего несовершенного; нет никаких недостатков в Его творениях и тем менее в человеке, или в том, что должно быть охраной его блаженства – охраной от внешней силы.