При этих словах Кмициц устремил полные огня глаза на князя и ужаснулся, увидев, как изменилось вдруг его лицо. Оно побагровело, жилы
вздулись на нем, на высоком лбу выступили капли пота, и взор сверкал необычайно.
- Что с тобой, ясновельможный князь? - с тревогой спросил рыцарь.
- Ничего, ничего!
Радзивилл встал, торопливо подошел к аналойчику и, схватив распятие, заговорил отрывистым, сдавленным голосом:
- На этом кресте поклянись, что не покинешь меня до самой смерти.
Невзирая на весь свой пыл и готовность служить князю, Кмициц минуту смотрел на него с изумлением.
- Поклянись... на этом распятии! - настаивал гетман.
- Клянусь... на этом распятии! - произнес Кмициц, кладя пальцы на крест.
- Аминь! - торжественно произнес князь. Где-то под сводом высокого покоя отзвучием раздалось: “Аминь!” - и воцарилось долгое молчание.
Слышно было только дыхание могучей груди Радзивилла. Кмициц не сводил с гетмана изумленных глаз.
- Теперь ты мой! - воскликнул наконец князь.
- Я всегда был твоим, ясновельможный князь, - торопливо ответил молодой рыцарь, - но объясни мне, что сталось? Почему ты в этом усомнился?
Или твоей достойной особе грозит опасность? Открыта чья-нибудь измена, чьи-то козни?
- Близится година испытаний, - угрюмо молвил князь, - что до врагов, то разве тебе не ведомо, что пан Госевский, пан Юдицкий и пан воевода
витебский рады столкнуть меня в пропасть? Да! Усиливаются враги моего дома, ширится измена, и нависла опасность народного бедствия. Потому я и
говорю тебе: близится година испытаний...
Кмициц молчал, однако последние слова князя не рассеяли мрака, которым был объят его ум, и тщетно вопрошал он себя, что в эту минуту может
грозить могущественному Радзивиллу. Ведь он возглавил теперь силы гораздо большие, нежели когда-либо раньше. В одних только Кейданах и
окрестностях города стояло столько войска, что, будь у князя такие силы, когда он двинулся под Шклов, исход всей войны был бы совершенно иным.
Это верно, что Госевский и Юдицкий питали к князю неприязнь; но оба они были у него в руках, оба были заключены под стражу, что ж до
воеводы витебского, то это был слишком достойный человек, слишком честный гражданин, чтобы в канун нового похода против врагов можно было
опасаться с его стороны каких-либо препон и козней.
- Видит бог, ничего не понимаю! - воскликнул Кмициц, который вообще не умел скрывать своих мыслей.
- Ты все поймешь еще сегодня, - спокойно ответил ему Радзивилл. - А теперь пойдем в залу.
И, взяв молодого полковника под руку, он направился с ним к двери.
Они миновали несколько покоев. Издали, из огромной залы, долетали звуки капеллы, которой управлял француз, нарочно привезенный князем
Богуславом. Капелла играла менуэт, который тогда танцевали при французском дворе. Мягкие звуки смешивались с шумным говором гостей. Князь
Радзивилл приостановился и стал слушать.
- Дай бог, - промолвил он через минуту, - чтобы все эти гости, которых я принимаю под своим кровом, не перешли завтра в стан моих врагов.
- Ясновельможный князь, - заметил Кмициц, - я надеюсь, среди них нет шведских приспешников.
Радзивилл вздрогнул и остановился.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ничего, ясновельможный князь, я хотел только сказать, что там веселятся достойные воители. |